Выбрать главу

Таким образом, существуют два фундаментально отличающихся друг от друга сценария развития страны. Если по-прежнему лицом деловой России будет не специалист, а ухарь, если для ведения бизнеса по-прежнему будут необходимы крыши, если дружба будет превалировать над законностью — и через десять, и через сто, и через тысячу лет стране останется только гордиться сложностью и уникальностью стоящих перед нею проблем, решения которых известны чуть ли не со времени создания кодекса Хаммурапи. Если же Россия сможет использовать гигантский интеллектуальный потенциал как Русскоязычной Ойкумены, так и свой собственный, если создаст для специалистов всего мира условия для свободного и безопасного бизнеса и сотрудничества на ее территории, если место ухаря на вершине общественной лестницы займут специалисты, она вернет себе статус мировой державы. И произойдет это за 10-15 лет, а может быть, и быстрее. Но для этого одного желания мало. Для реструктурирования уже сложившихся структур и отстранения от денежных потоков проходимцев, успешно имитирующих абсолютно все — от капитализма до законности, которых нынешнее положение в стране более чем удовлетворяет, необходимы дальновидная работа Государственной думы, эффективное использование вертикали власти и неуклонная воля высшего руководства.

Интервью Ю. Магаршака после выступления

В докладе вы подчеркиваете, что речь идет не о диаспоре, а о Русской Ойкумене. Не боитесь таким зая­влением спровоцировать страхи вроде «Русские идут!» и, быть может, гонения на представителей России?

Гонения? Где? На Западе? В Канаде и Австралии? В Калифорнии? Вы шутите или совсем не представляете Запад.

Ситуация в корне обратная. Прежде всего напомню, что Ойкумена в буквальном переводе — весь разумный (обжи­ той) мир, а диаспора — расселение людей того или иного государства за его пределами. Именно попытка централизации диаспоры может беспокоить власти любой страны: рука Пекина или Москвы не всегда бывала дружественной, это помнят все и всюду. Если же речь идет об Ойкумене, то это именно то, что полно­стью вписывается в современную концепцию Запада: взаимопроникновение культур. В американских и канадских фирмах бок о бок работают китайцы, анг­лосаксы, русские, коренные американцы. Каждый вносит свою лепту, не только профессиональную, но и культурную, в плане общего понимания, как подходить к проблемам. И этот полиморфизм — часть силы американской и вообще за­падной не только культуры, но и технологии.

И почему в восклицании «Русские идут!» должен слышаться страх? Лингвистически это нейтральная фраза, вроде «гляди, манекенщицы идут», «идут индусы» или «идут артисты театра и кино». В том-то и дело, что интеллектуалы русско­ го зарубежья изменили знак этого восклицания, и если в математическом институте Куранта в Манхеттене или в коридорах Стэнфорда вы услышите «Русские идут», то это вызывает не страх, а уважение!

Можно, конечно, «рассматри­вать РФ не изолированно, а как часть Всемирной Русской Ойкумены», во вся­ ком случае, в этом ракурсе картина выглядит более радужной. Однако ко­му будут принадлежать открытия и разработки, сделанные российскими учеными за рубежом? Кто будет их ис­пользовать? Или для российской науки это неважно?

— Тому же, кому и сейчас: изобретателям и инвесторам. В вашем вопросе сквозит тень желания наложить хомут, в то время как надо думать о поощрении и создании системы для развития россий­ских научных и технологических школ где бы то ни было. Нормальным процессом я бы считал следующий. В России полным- полно свободных денег для инвестиций в high-tech, но нет культуры таких инвестиций. Если российские бизнесмены, инвесторы, частные фонды или государство будут инвестировать деньги в research and development (исследования и разработки) россиян как в России, так и за ру­бежом, патенты или оговоренная их доля будет принадлежать этим бизнесменам, частным фондам или российскому государству соответственно. Это мировая практика. Смысл venture capital в том, что, хотя в любой инвестиции есть риск, в случае успеха доход от вложенного воз­ растает в десятки и сотни раз.

Вот это нормальная схема развития регионов и России в целом: развитие наукоемких фондов во взаимодействии с учеными и инженерами, не только имеющими российское гражданство. Между­ народное сотрудничество русскоязычных и не только ученых и инженеров, интер­национальные фирмы и корпорации, име­ющие филиалы где угодно, — это же так естественно!

Отмечу еще вот что. В российских инвестициях самое страшное то, что инвесторы путают инвестицию, при которой они получают долю бизнеса, с дачей в долг, при которой получают деньги назад с прибылью. К сожалению, рано или поздно, всерьез или на всякий случай, звучит даже из солидных уст нечто вроде — не отдашь, мало не покажется. Один раз услышав это, желание работать с такими бизнесменами и даже с российски­ми инвесторами вообще пропадает. А это очень опасная реальность — для страны в первую очередь.

На конференции неоднократно звучал призыв к консолидации русско­ язычных ученых. А есть ли встречное стремление у русскоязычных ученых за рубежом к кооперации, ведь однажды вы уже сделали свой выбор?

— Сколько людей, столько стремлений, за всех говорить невозможно. И о каком выборе вы говорите? Пикассо по­ кинул Испанию ради Франции, и что, он сделал выбор не быть испанцем? Творчество Пикассо и Дали принадлежит и Испании и Франции, ни одна из этих стран вроде бы с этим никогда не имела проблем. Почему же они должны быть в Рос­сии? Это тени прошлого витают над таки­ ми вопросами, даже над вашим, улыбка чеширского кота по имени Советский Союз.

А почему? Ведь люди всю жизнь работали на страну и заработали оную! У большинства из них были отобраны квартиры, в которых они жили, так что, про­ жив всю жизнь в Москве, Таганроге или Петербурге, и приезжая в 2003 году, на­ пример на данную конференцию, живешь в гостинице или у друзей со всеми мыслимыми и немыслимыми регистрациями. Люди уезжали с двумя чемоданами, по­ рой прямо в аэропорту запрещали брать второй, делай, что хочешь со своими книгами и брюками, изменник, либо штаны, либо учебники, выбирай, подлюка. Конечно, такое не забывается. Точнее: что­ бы изменить знак отношения миллионов выехавших из СССР на Запад людей, изме­нить не персонально, а в массе, каждый должен увидеть, что отношение к тебе, к тебе лично, стало другим. К сожалению, сталкиваясь с официальными органами, вижу, что это происходит не всегда, тогда как притяжение людей русского зарубе­жья, особенно интеллектуалов, к России должно стать государственной политикой, это же очевидно. Не только на словах или при общении друзей, а административными и законодательными мерами.

Однако люди науки — одновременно люди культуры, которые понимают ситуацию в целом. В основном, это позитив­ но настроенные люди. Им дорог не толь­ ко язык, но и страна, в которой они вы­ росли. Если климат по отношению к русскому зарубежью изменится с недобро­ желательного на наибольшее благоприятствование, если люди почувствуют тепло, уважение и БЕЗОПАСНОСТЬ, уверен, что в течение одного-двух лет кооперация, о которой вы спрашиваете, увеличится в десятки раз. Ученые и инженеры будут не только приезжать как гости к друзьям или на конференции, но и вкладывать деньги, и организовывать между­ народные корпорации на базе, напри­ мер, таких всемирно известных центров, как Дубна или Пущино, развивать наукоемкие производства. Это же так естественно!

Чувствовалось ли в эти дни взаимное притяжение ученых разных стран?

— Самым главным результатом я бы считал всеобщее доброжелательство. Участники приехали из Казахстана, Эсто­нии, Израиля, Украины, Америки, Латвии, Германии и других стран — а разницы не ощущалось вообще, пока человек сам не скажет, откуда он. Если это доброжелательство распространится и на официальные органы — консульства, таможни, если милиция и органы безопасности бу­дут восприниматься как друзья, защищающие тебя лично, как друзья, как зто име­ ет место в Америке и Европе, будет суще­ственный позитивный сдвиг, который страна Россия ощутит очень быстро.