спорным: в результате кампании по искоренению «врагов народа» в частях и подразделениях была утрачена во многом вера в своих командиров и в силу приказа. Оттого в начале войны многие подразделения снимались с позиций и с криками: «Командиры предали!» устремлялись в тыл. Многие мемуаристы отмечают, что в результате репрессий в армии насчитывался огромный некомплект командного состава, многими полками командовали вчерашние командиры взводов, и значительная часть командиров боялась проявлять инициативу, так как «за нее наказывали». Многие мемуаристы отмечают, что в результате репрессий в армии насчитывался огромный некомплект командного состава, многими полками командовали вчерашние командиры взводов, и значительная часть боялась проявлять инициативу, так как «за нее наказывали». И все же до сих пор трудно определить, что в неудачах Великой Отечественной — от террора 37-го года, а что — от коренных, постоянных пороков Советских вооруженных сил.
Правда о советско-японских войнах
Черевко К. Е. Серп и молот против самурайского меча. М.: Вече, 2003
Книга известного япониста Кирилла Черевко посвящена истории советско-японских дипломатических отношений и вооруженных конфликтов с момента восстановления дипломатических отношений в 1925 году и до японской капитуляции в 1945 году. Автор на многое смотрит иначе, чем это было принято в советской историографии. Так, знаменитый «меморандум Танаки» 1927 года, с программой экспансии в Азии, в том числе и против СССР, он расценивает как фальшивку, изготовленную японскими милитаристами. Черевко также критически оценивает советские данные о японских потерях и трофеях в скоротечной советско-японской войне августа 1945 года. Он доказывает, что за несколько дней не слишком интенсивных боев японцы никак не могли потерять 84 тыс. убитых против 12 тыс. убитых у Красной армии, даже при том, что данные о советских потерях, возможно, занижены. Также и численность японских войск, исходя из количества пленных и японских данных, он определяет не более чем в 713 тыс. человек, а не в 1,2 млн человек, как это делали советские историки. Соответственно, советское превосходство в людях из полуторакратного становится трехкратным. Число же японских танков и самолетов автор уменьшает против традиционных цифр вдвое. Да еще делает оговорку, что к началу боевых действий у японцев практически не было готовых к боевым действиям самолетов из-за отсутствия бензина, запчастей и летчиков, а все сколько-нибудь боеспособные части и современное вооружение были переброшены на Тихоокеанский театр. В общем, Красная армия получается как в том анекдоте про Чапаева: «Петька, чего беляки не стреляют? — Да у них патроны кончились! — Добро. Давай шашку, пойдем на бугор, повыделываемся!»
Мемуары умного генерала
Зенгер Ф. фон. Ии страха, ни надежды. Пер. с англ. М.: Центрполиграф, 2003
В предисловии к книге немецкого генерала Фридо фон Зенгера-Эттерлина его друг британский военный теоретик и историк Бэзил Лиддел Гарт утверждает, что это «одно из наиболее интересных мемуарных произведений командиров Второй мировой войны, а в некоторых важных аспектах — самое впечатляющее из всех. Оно проливает свет на внутренние противоречия и тяжелые размышления солдата, воспитанного на германской культуре и традициях старой армии и оказавшегося на службе у нацистского режима, глубоко противного его чувствам и воспитанию». В книге рассказывается о германском наступлении во Франции в 1940 году, о неудачной попытке деблокировать Сталинград (Зенгер тогда командовал танковой дивизией) и о боевых действиях в Италии в 1943- 1945 годах (там автор командовал уже корпусом).
Выходец из Бадена и убежденный католик, он не питал ни малейшей симпатии к нацистскому режиму, но в то же время никак не был связан и с заговором 20 июля. Зенгер подчеркнул трагедию германского офицерства: «Гитлеровский режим не был следствием прусского милитаризма. Пруссачество на востоке от Эльбы — а только там оно и имело силу — всегда испытывало отвращение к этому режиму, если не сказать враждебность. Более того, многие другие офицеры поддерживали в этом тех, кто был воспитан в прусских традициях. Для них всех мерзко было оказаться под покровительством лидера с пролетарскими устремлениями, а они были достаточно проницательны, чтобы ясно осознавать опасность гитлеровского курса в международной политике. Среди многих его противников были Фрич, Бек, Хаммерштейн, Вицлебен, Гёппнер, Гальдер и Генрих Штюльпнагель. Никто не был в большей степени замешан в заговоре 20 июля 1944 года, чем юнкера с восточного берега Эльбы, с которыми был исторически тесно связан и прусский офицерский корпус. Эти воспитанные в традиционном прусском духе офицеры оказались перед лицом трагедии, когда их призвали на войну, которую, по их убеждению, невозможно было выиграть. Они не хотели войны, но их воспитали и выучили для нее». Сам Зенгер был профессионалом. Об этом свидетельствует стремительная карьера от полковника до генерала танковых войск и рыцарский крест. Он сторонился политики и не запятнал себя никакими преступлениями. Он уважает своих противников и отнюдь не идеализирует вермахт.