Столько запретов у талибов именно потому, что для них все имеет прямое отношение к смыслу жизни — настолько, что за отступление от этого смысла лишать жизни не только можно, но и необходимо: чтобы отступление не расползалось, как зараза, губя оставшихся в живых.
Это — такая культура. Потому что культура, увы, не только то, что нам удобно и привычно под ней понимать. Культура — это система ценностей, которые делают жизнь осмысленной и возможной. В Афганистане людям еще до всяких талибов устроили такую жизнь, что для некоторых из них оказалась возможной именно такая система ценностей. И только такая.
То, что любому человеку, выросшему в неэкстремальных условиях, совершенно справедливо покажется воплощенной смертью для всего человеческого, на самом деле — экстремальная форма жизни. Тот режущеострый край доведенной до отчаяния жизни, которым она и впрямь граничит со смертью.
Талибы — особая порода людей: они целиком созданы войной. Армию одноглазого муллы Омара составили главным образом сироты, лишенные корней, выросшие в лагерях беженцев, в «однополом» — состоящем из одних мужчин — обществе, «люмпен- пролетарии войны». В своей основной массе они принадлежат к поколению, «никогда не видевшему мира на родной земле», не знавшему просто «ни единой минуты, когда Афганистан не воевал бы с захватчиком или сам с собой. Они не помнили ни своего племени, ни своих предков». Родившиеся и выросшие на войне, эти мальчики с самого своего начала ничего, кроме войны, не знали и не умели. Война для них — естество и норма. У них нет тоски по утраченному миру, поскольку они не имели его никогда.
Талиб — это голый человек на голой земле. У него нет ничего, кроме войны как условия существования — и ислама, который единственный оправдывает все и дает жизни ориентиры. Отсюда сверхценность того, что они называют исламом.
Это не случайная оговорка. У талибов на самом деле нет даже того знания, к которому, как следует из их самоназвания, они стремятся. «Историю ислама и Афганистана, шариат и Коран», а уж тем более «политические и идейные изменения на протяжении двадцатого века» — все это, пишет Рашид, они знают из рук вон плохо. «Если исламский фундаментализм двадцатого века имеет долгую историю учености и полемики, талибы не имеют этой традиции и лишены этой перспективы. Талибан не создал никакой исламской программы или научного анализа исламской или афганской истории. Их знания о мире радикального ислама минимальны. А понимание собственной истории — еще меньше». У них в головах только то, что успели туда вложить муллы в медресе, но им достаточно, потому что дело для них вовсе не в знании, а в физическом чувстве «своего», «защищающего». Именно поэтому в состав основоположений ислама они готовы включать все, что чувствуют «своим», например, пуштунские племенные законы, среди которых выросли: для них это части одного целого. Именно поэтому они, мусульманские пуритане, навязывают, «запихивают в глотку», как это называет Рашид, свой ислам — плохо понятый, зато ох как остро прочувствованный! — своим же, вроде бы, иноверцам. Эти люди выросли с чувством, что жизнь рушится, и спасение от хаоса возможно только одно - убрать все лишнее, сосредоточиться на главном.
Их отношение к исламу — один сплошной внутренний крик. А с криком не полемизируют.
Именно поэтому книга — совсем не об азиатской экзотике, она о том, что может произойти в любой стране, с каждым из нас. Для этого даже не надо никакого исламского фундаментализма: его место способно занять что угодно, хоть славянское язычество с Перуном и Даждь-богом, хоть ненависть к «черным», которые «понаехали».
Талибан — это то, что происходите человеком, когда он остается один. Когда его выдирают из очеловечивающих условий жизни, превращая в игралище какой-нибудь очередной Большой Игры.
Талибы — дикое мясо, которым зарастают раны войны. Талиб — имя нарицательное.
Игорь Харичев
Императив третьего тысячелетия
Что такое — Культура Мира? Прежде всего, это философия активного противления насилию. Это моральное, этическое учение. Но не только.
Еще это способ существования. Культура Мира прежде всего связана со стремлением избежать всех видов насилия. Однако ее философия шире проповеди ненасилия: она затрагивает отношение людей друг к другу, равно как и к среде обитания. «По существу речь идет о том, чтобы задействовать самый мощный из доступных человечеству ресурсов благосостояния... — говорит автор Юрий Лужков. — Этим чудодейственным ресурсом является организация отношений между всеми людьми на Земле и между всеми организациями и объединениями людей, в том числе и государственными, на принципах взаимного уважения, взаимной пользы, общности долговременных интересов всех людей на Земле. Для этого эгоизм, подозрительность, ксенофобия, нетерпимость, дискриминация и насилие должны потесниться и уступить свое место альтруизму, доверию, толерантности, терпимости, равноправию и ненасилию».