В уличных боях за Львов в 1918 году поляки победили украинцев прежде всего потому, что это был их город — и не в каком-нибудь символическом, а именно в прямом, личном смысле: это были их двери, дворы, закоулки, они знали их наизусть, ведь именно здесь они назначали первые свидания своим девушкам. Украинцы, поддерживаемые лишь патриотической идеей о "княжей славе нашего Львова", были в основном сельскими жителями и плохо ориентировались в непривычной обстановке. Но после победы (употребляю это слово настолько условно, насколько это возможно) польская администрация впала в истерику террора, репрессий, презрения и действительно повела себя как чужак, агрессор, захватчик, как глухой варвар, не слышащий изначальную Львовскую полифонию. И оттого потеряла этот город. Горе победителям — вот неизбежный финал любой победы.
Впрочем, тут мы вторгаемся в далекое от культуры и запретное поле.
Итак, я не выполнил обещание поговорить о том, что объединяет. Попробую спасти ситуацию достойным финалом.
Тезис о неделимости культуры не всегда убеждает. Культура Севера и культура Юга, культура Востока и культура Запада (отметим, что есть также Северо-Восток и Юго-Запад, а у них существуют антиподы, ну и так далее) — понятия настолько же неопределенные, насколько и несводимые воедино. Только милостью Того, Кто Раздает Географию, удается иногда что-то с чем-то объединить. Используя смехотворные поводы — например, водораздел двух бассейнов. Но благодаря этому нам здесь и сейчас, в конце столетия и тысячелетия, представился случай быть пассажирами одного из кораблей, что плывет, как нам кажется, в неизведанном направлении. Возможно, старый эклектичный Львов — наш ковчег, где собрали, чтоб спасти, каждой твари по паре. Возможны и другие метафоры — пьяный корабль, корабль дураков, корабль смерти. А может, как у Рота — город стертых границ, плавучий Триест, странствующий Львiв, Львув, Львов, Лемберг, Леополис, Сингапур.
(Перевод с украинского Андрея Пустогарова)
Bладимир Найдин
Вечный двигатель
Владимир Львович Найдин — доктор медицинских наук, профессор, сотрудник Института нейрохирургии имени Н.В. Бурденко, человек очень известный и уважаемый в медицинских научных кругах. Но мало, кто знает, что Владимир Найдин — писатель.
Талантливый, интересный, со своей интонацией, своим видением мира и отношением к нему. Когда-то, много лет назад, наш журнал печатал начинающего автора, его дебют был успешным.
Сейчас мы с радостью продолжаем сотрудничество.
В этом и в следующих номерах предлагаем читателям рассказы из будущей книги Найдина "Один день и вся жизнь".
Жаркий летний день был на исходе. Красное солнце закатывалось куда-то за кособокий сарай и какие-то другие постройки, обступившие маленькую районную больницу. Было очень душно, пахло лизоформом, которым санитарка Паша терла старый линолеум в коридоре. Мы работали в халатах, надетых на голое тело, и они прилипали к влажным спинам, а хирургические маски на лицах и вовсе намокли и лезли в рот. Вообще-то в амбулатории можно было и без масок обойтись, но строгий Сергей Сергеевич — руководитель студенческой практики, не допускал таких послаблений, и поэтому нам приходилось потеть, как кочегарам на царском флоте. Кто-то даже затянул: "На палубу вышел — сознанья уж нет". Но хирург и петь не позволил и велел быстрее заканчивать работу.
Мы втроем перевязывали толстую и крикливую больную Курощупову. Три дня назад она ругалась на кухне с соседями, и ее в сердцах облили горячим клюквенным киселем. Это произошло под конец скандала, и ей плеснули из кувшина вслед. Поэтому сейчас она могла лежать только на животе и вскрикнула басом, когда мы отдирали (хоть и осторожно) старые повязки и клали новые.