Потом Мона плакала. Наверное, она не хотела, чтобы Игорь-Джек это понял — потому что ее лицо было неподвижно, как мертвая маска. Но тихий голос вздрагивал и срывался: "Это невозможно. Так никогда не будет с нами, да, Джек? Никогда".
Джеку стало холодно и жутко от ее безжизненного голоса, повторяющего "Никогда". Он подумал, что лучше бы Мона кричала или захлебывалась в слезах. Забывшись, он протянул дрожащую руку к ее лицу — погладить, утешить, коснуться губами ее волос, пахнущих фиалками. И больно стукнулся костяшками пальцев о монитор.
"Даже если это все ложь", — ему показалось, что на глазах Моны блеснули слезы. Или — она просто захотела, чтобы Игорь-Джек так увидел?
Он не знал, кто Мона на самом деле. Может, столетняя старуха, которая еще могла помнить запах моря и фиалок в саду под звездами. Может, девочка — из этих, детей с ускоренным развитием, которой захотелось поиграть. Он не хотел знать.
Иногда, измученный нелепыми предположениями и кошмарными снами, где смеюшееся лицо Моны превращалось в скалящийся череп, обтянутый коричневой морщинистой кожей, он почти собирался с духом предложить ей встретиться — на самом деле. Но всякий раз, уже добравшись до монитора, трусил. Он не мог позволить себе потерять единственное, что у него было в жизни. Электронный морок, мультяшное наваждение.
Потому что если для Моны это могло быть игрой, для него это было жизнью. Единственно возможной.
"Я не лгу", — захотел сказать он компьютерному лицу Моны. "Ты видишь меня таким, какой я на самом деле. Я не солгал тебе ни в одном слове и ни в одном взгляде". Но Игорь- Джек промолчал. Потому что эти слова подразумевали вопрос: "А ты, Мона? Как много ты мне лжешь? Во внешности, в возрасте, в своих эмоциях?" Может, где-нибудь в соседнем доме древний старик или старуха, гнусно хихикая, подправляет на своем мониторе нежную улыбку на губах красивой черноволосой девушки. "Я не хочу думать так", — оборвал себя И горь-Джек: "Я не хочу думать о Н ЕЙ так. Даже если ее нет на самом деле".
— Пожелай мне удачи, — попросил он.
— Зачем тебе удача, И горь-Джек? — Мона слабо улыбнулась, не поднимая глаз, рассеянно наматывая на палец прядь блестящих черных волос. За ее спиной поднималось солнце, расплескивая блики по воде и сияя вокруг головы девушки золотистым нимбом. Будто она была святой или богиней. Компьютерной богиней в своем компьютерном раю. Мона повернулась, глядя на солнце, заслоняя глаза ладонью; ветер растрепал ее волосы — черное крыло метнулось сначала вправо, потом вверх — словно птица пыталась взлететь, но у нее никак не получалось. За плечом Моны Игорь-Джек разглядел изгиб маленькой бухты, пристань и белый двухэтажный дом. В котором они с Моной однажды прожили целую жизнь...
Задыхаясь от ветра, треплющего волосы Моны — ветра, которого Игорь-Джек не мог чувствовать — он тоже смотрел на этот дом. И теперь ему было все равно, ложь это или нет. Он был готов отдать что угодно — остаток своей жалкой жизни за один- единственный день из той, другой, ненастоящей, компьютерной, где они с Моной были счастливы...
— Зачем тебе удача, Игорь-Джек? Это такая птица с огненными перьями... Она больно жжется. И ее невозможно удержать... Невозможно...
— Мона, — хрипло позвал он, забывая обо всем — и о пластиковом прямоугольнике-приглашении на столе, волшебном пере из крыла огненной птицы, про которую говорила Мона. — Мы могли бы снова... Мы могли бы уйти туда и больше никогда не возвращаться. Если ты хочешь...
Мона обернулась.
— Иногда. Знаешь, иногда я думаю о тех, кто не возвращается. Их ведь немало сейчас, знаешь? Сегодня в новостях сказали: "Еще четыре смерти в сенсорных шлемах"... Интересно, если мы умрем здесь — может, мы останемся навсегда там, в нашем мире?
— Можно узнать наверняка, если попробовать. Только попробовать получится один раз... Мона! Перестань. Ты специально так говоришь?
— Зачем тебе удача, Джек?
— Сегодня важный день. Если получится... Все могло бы измениться. Я мог бы устроить для нас сад... небольшой, но... Растения, цветы, маленький водоем...может, настоящие живые рыбки, и даже настоящая птица, которая будет петь... и обои, знаешь, из этих, новых — чтобы шелестели волны и пахло морем...
— Ты такой мечтатель, Джек, — губы Моны дрожали, будто пытались удержать все время соскальзывающую улыбку.
— Пообещай мне, пожалуйста. Что бы мы с тобой не решили дальше — пообешай, что мы встретимся по-настоящему. Я так хочу дотронуться до тебя.