— За пятнадцать лет работы клуба я не перестаю удивляться, как же недалеко мы ушли от предков, — размышляет Максим Макаров. — Да, мир изменился до неузнаваемости, но мы воспринимаем жизнь точно так же, как те, кто был на этой планете за пятьсот лет до нас. Нам, как и им, хочется тепла и домашнего уюта, хочется жить долго, счастливо и богато. И чтобы все это получить, мы по- прежнему воюем друг с другом.
Петр Ртищев
Таганрогская загадка
Рисунки Ю. Сарафанова
Мягкое скольжение саней по заснеженному Петербургу действовало успокаивающе. Всякий, кому пришлось бы гнать в столь поздний час по Невскому, желал скорее добраться до теплого уюта своего жилища, где без остатка отдаться всесильной дремоте. Но темными глазницами мелькали огромные окна магазинов по сторонам, сливаясь в утомленном воображении Александра Гавриловича Яблокова единой полосой. Морозный воздух пах свежеразрезанным арбузом, и этот странный аромат не позволял крупицам удерживаемого сознания окончательно погрузить разум в сон.
Пассажир клевал носом, укутавшись в бобровую шубу, мерно покачиваясь в такт езде по неровностям проспекта. И только когда правая полозья попала на прогалину и сани основательно встряхнуло, он окончательно пришел в себя. Мрачные мысли тревожили его. Сегодня вечером, по своему обыкновению, он вознамерился быть в опере, а после в клубе, где до утра безжалостно сжечь время в топке страстей за зеленым сукном игрального стола. Но что-то заставило его распечатать письмо от неизвестного. Оно лежало на серебряном подносе. Разорвав конверт, он прочел:
«Милостивый Государь Александр Гаврилович!
Осмеливаюсь беспокоить Ваше Превосходительство покорнейшей просьбой о позволении незамедлительной встречи. Поверьте мне, столь странное желание мое вызвано насущной необходимостью дела, о деталях которого я смогу сообщить Вашему Превосходительству исключительно приватно.
С крайней досадою узнал я, что третьего дня Вы позволили себе сказать лишнего. Верные люди донесли мне, что, будучи основательно в подпитии, Вы неосторожно высказались о межмодовой дисперсии оптического волокна. И это в обществе сомнительных типов! Будучи совершенно чужд каких-либо предрассудков, я, однако же, считаю своим долгом напомнить Вам, что на дворе 1 февраля 1827 года. Сброд, пред коим Вы распинались, не в состоянии мыслить категориями, выходящими за рамки почтовой гоньбы, а вы о волоконных системах передачи изволили рассуждать. Хороши! Неосторожность, проявленная Вами в столь щекотливом деле, может обойтись Сообществу весьма недешево. Посему ставлю Вас в известность, что мною незамедлительно вчера был составлен и отправлен по команде рапoрт.
С глубоким почтением честь имею быть Милостивого Государя Вашего Превосходительства покорнейший слуга, Миронов Пантелей».
Яблоков был человеком уже не молодым, года его приближались к сорока, но крепость тела позволяла ему вести тот образ жизни, что обычно присущ 25-летним повесам. Немало было тех, кто с завистью взирал на каждодневные его похождения, неизменно удивляясь здоровой свежести выпивохи. В прошлом артиллерийский капитан, он службу нес где-то по отдаленным гарнизонам, терпя нужду, но в настоящем деле употреблен так и не был. Последнее обстоятельство особенно тяготило его, так как в полку было достаточно офицеров, понюхавших пороху на южных рубежах, да и в самой России. Рвения к службе он не обнаружил, начальством обласкан не был и, как следствие, производства остановились. Так бы и провел он года свои в бессмысленных кутежах до самой отставки, если бы не странный случай, перевернувший всю его последующую жизнь.
Произошло это летом 1826 года под Таганрогом. Измученный учебными стрельбами, полк тащился по Азовской степи, изнывая под раскаленным полуденным солнцем. Когда измотанные лошади уже не в силах были везти орудия на тяжелых лафетах, объявили долгожданный привал. Не прошло и пяти минут, как в батарею Яблокова прискакал адъютант командира с приказанием незамедлительно явиться к начальству.
В палатке у полковника было душно. Слепни не давали покоя никому, кто находился внутри нее. Сам полковник держал в руках депешу и растерянно взирал на окружающих. С удивлением разглядывая капитана, докладывающего о своем прибытии, он молча протянул ему бумагу. Это было предписание незамедлительно откомандировать капитана Яблокова в распоряжение генерального штаба для исполнения задания чрезвычайной важности. Кто не знал Яблокова! Отчаянный игрок и пьяница, какое такое особое задание он мог выполнить? Еще какое-то время похмыкав, полковой командир возвысил голос: