Первая Санкт- Петербургская гимназия, ниже: Церковь Преображения Господня при ней
Особой любовью у него пользовались естественные науки. Он считал, что, начиная с гимназий, молодое поколение надо приобщать к окружающему миру. Биология, ботаника, химия, физиология, физика — вот, что было для него чрезвычайно важно и приоритетно. И именно эти дисциплины он первым вводит в гимназии.
И здесь совершенно неожиданно и удачно для Уварова его любовь к естественным наукам и всяческое их продвижение совпало с той идеологемой, которая жила в сознании Николая. Ведь он «отсчитывал» себя от Петра, корни свои он видел там — в петровском служении государству. А для Петра естественные науки, практичность были той основой, на которой он возводил свою империю.
Интересно, что совершенно разные, подчас противоречивые идеи Уварова, сплетаясь воедино, создают удивительный и в своем роде тоже цельный образ — он очень органично, естественно выглядит в этой системе. А его поистине царский подарок образованному меньшинству, который меньшинство это так до конца и не оценило, ставит его в ряд деятелей выдающихся. Другой министр просвещения на его месте — и судьба русской интеллигенции была бы совершенно иной. И была бы эта интеллигенция вообще в том элитарном виде, в котором она стала появляться благодаря образовательным реформам Уварова, очень проблематичный вопрос. При нем (хотя его и не любили, поскольку он мог быть с ними жестковатым), их положение — Герцена, Грановского, молодой западнической профессуры, — вообще напоминает мне детскую со строгими гувернерами, гувернантками и жестким порядком. Но под подушкой они читают все книги, которые хотят, их хорошо кормят, следят за гигиеной, и, по большому счету, они получили то, о чем даже не мечтали.
Думаю, сам Уваров считал, что он сделал максимум за правление Николая. И тем не менее он отстранен, он сам по себе, ему не очень уютно в этой среде. И почему? Потому что он уникален, он белая ворона среди николаевской бюрократии. И в то же время он держится на этом месте с 33 по 49-й, 16 лет для министра просвещения — а это ведь минное поле! — совсем неплохо. И полетел-то он с этого поста не из-за своих ошибок, а из-за революции в Европе. Время пришло. Вся государственная система оказалась в опасности, и опасность идет из Европы именно из-за тех идей, которые развились за это время. И к ним никак уже нельзя приобщаться и даже преобразовывать и использовать. Общими рассуждениями Николая уже не «накормишь», и сам Николай переходит на короткий поводок. А это уже не для Уварова. Его эпоха кончалась, и на его место пришел совсем другой человек. Пришел обскурант — обычное дело, человек предельно жесткий, не очень умный и очень последовательный — каленым железом он выжигал все, что не соответствует той же самой теории официальной народности, которую только Уваров понимал так, как следовало понимать ее, чтобы жить и развиваться.
А у Уварова понятия очень широкие. У меня вообще такое представление, что Уваров подготовил систему просвещения пореформенной России, учитывая николаевское царствование, но абсолютно правильно понимая, что оно не вечно. У нас же были очень хорошие, высокого уровня гимназии и университеты в середине — второй половине XIX — начале XX веков. Плюс к этому стала создаваться еще и система земского образования. Но то, что Уваров создал, преобразуя, не разрушая, не переходя в другое состояние, а лишь совершенствуя, дало действительно основу пореформенной системе русского образования и русского просвещения в целом. В этом его огромная заслуга. Он создал структуру, которую можно было развивать, не очень привязываясь к «самодержавию, православию и народности» в их примитивном понимании. И штатное расписание, которое работает при всех идеологиях. Он хорошо поставил делопроизводственную часть, а это менее всего, по-моему мнению, подвержено крушениям в нашей стране — сколько преподавателей должно быть по штату, какое жалованье они должны получать, какой должен быть уровень их образования. Впервые все это было приведено в порядок. По-моему, при нем в гимназиях случайные люди если и были, то крайне редко. Отличный штат преподавателей. Ну, и результат налицо: вторая половина XIX века — это мощный взрыв в духовном и в социальном отношении. И это, еще раз скажу, благодаря тому, что именно усилиями и разумением Уварова в России появилась интеллигенция.
Публикации о состоянии дел в отечественных научных центрах, технопарках, особых экономических зонах, в широком смысле — в наукоградах, в общем-то, надолго не покидали страниц журнала.
И когда мы не столь давно решили вернуться к обсуждению связанной с ними тематики, так сказать, пощупать пульс у этих самобытных образований, осложнившиеся экономические и политические реалии буквально подстегнули редакционные инициативы. В условиях возможной изоляции от мирового сообщества, утраты налаженных научных и технологических контактов, тем паче обостренное внимание привлекают наши бывшие «форпосты» и нынешние «особые точки», до сих пор умудрившиеся не растратить свой потенциал, а где-то сумевшие продолжить развитие и быть конкурентоспособными даже на глобальном уровне.
Но достаточен ли их запас прочности для ответа на новые вызовы, смогут ли они справиться с ними после всего, что произошло в результате масированного их реформирования?
Этот разговор, получается, неминуемо выходит за рамки собственно наукоградов, теснейшим образом связанных с положением дел во всей научно-технической и образовательной сферах.
Не касаться этих связей — снизить градус и сузить масштаб полемики, в которую мы собираемся вовлечь и давних, и новых наших авторов. Поэтому начнем издалека, с генезиса многих сегодняшних проблем…
О Наукоградах И Не Только О Них
Иосиф Гольдфаин
Об отдаленных последствиях лысенковщины
«Попробуй он слегка верхушек какой-нибудь науки, даст он знать потом, занявши место повиднее, всем тем, которые в самом деле узнали какую-нибудь науку».
Одним из последствий печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948 года было выдвижение сотрудников Т.Д. Лысенко на ответственные посты в различных структурах, связанных с биологией и сельским хозяйством. Один из них, и, пожалуй, самый заметный, — В.Н. Столетов (1906–1989), проявивший себя на этой сессии активным лысенковцем. Его называли даже одним из авторов доклада Т.Д. Лысенко на этой сессии. Вскоре он стал ректором МСХА (Московской сельскохозяйственной академии имени К.А. Тимирязева). После чего последовал быстрый служебный рост уже по линии образования (БСЭ, 3-е издание):
1950 г. — зам. министра сельского хозяйства СССР;
1951 г. — министр высшего образования СССР;
1953 г. — зам. министра культуры СССР; (в 1953 году министерства были укрупнены, и высшее образование было отнесено к компетенции министерства культуры).
1954 г. — первый зам. министра высшего образования СССР;
1959 г. — министр высшего и среднего специального образования РСФСР;