Наши секретные амбиции, тем не менее, имели место быть. Они постепенно просачивались запоздалыми слухами. Изредка проговаривались космонавты, которым будто бы светил полет на Луну или вокруг нее. Назывались среди них Леонов, Титов. Притом для космонавта-2 отмена программы стала моральной травмой, подкосившей его окончательно, несмотря на должностной рост до генерал-полковника. Официальные инстанции упорно отрицали выдачу Центру подготовки космонавтов какого-либо технического задания на пилотируемую лунную программу. Однако мне удалось поговорить с испытателем, который был единственным, «облетевшим» Луну в одиночной тренажерной кабине. Это инженер-испытатель наземного комплекса Константин Ветер, проведший сотни суток в различных макетах станций и кораблей. «И как, Константин Иванович?» — спросил я о лунных впечатлениях. «Девять суток, скрючившись, как в скорлупе, — засмеялся он, — потом неделю не мог разогнуться…».
Экипаж «Аполлона-8»
Но главной обузой все же стала непримиримость не между системами, а внутри системы. Осенью позднеперестроечного 1989 года имел возможность «распечатать» главного участника и свидетеля наших лунных торосов. До того времени от народонаселения тщательно скрывалось имя и даже наличие первого преемника Королева в роли Главного конструктора и руководителя НПО «Энергия». Впрочем, скрывалось и имя текущего, но по крайней мере, журналисты знали, что кроется за скромным титулом «технический руководитель программы» академика Валентина Петровича Глушко. И как-то вдруг оказалось, что с 1966 (смерть Королева) по 1974 год главным был никому не ведомый Василий Павлович Мишин, до того первый заместитель Первого. На данный момент — профессор МАИ. И я поднимаюсь к нему в позолоченном лифте сталинской высотки, что на площади (тогда еще) Восстания. Могу убедиться, что слухи о размахе и облицовке холлов, лестниц, квартир этого престижного «дома летчиков» не преувеличены. Академик Мишин почестями не обойден — Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий… Ну, как и подобает первому лицу отрасли. Правда, в тот момент бывшему.
Надо сказать, космонавты честно держали язык за зубами и не разглашали его имя всуе. Разве что иногда проскакивало: «Был там один руководитель, из-за которого просадили Луну…». Или: «А следующего между Королевым и Глушко только и знали, что выносить на руках в большом подпитии…». Будто сами большие трезвенники. В целом же советский народ не знал, на голову какого Главного обрушились основные трагические аварии нашей космонавтики с гибелью Комарова, экипажа Добровольского, Волкова, Пацаева, потерей дорогостоящих станций. И, соответственно, санкции верховной власти…
И вот я впервые вижу каноническую фотографию «три К» — Курчатов, Королев, Келдыш — в ее полном, а не обрезанном цензурой составе. На самом деле там их пятеро — плюс мой собеседник Мишин (и член-корреспондент АН СССР В.М. Иевлев). И оказывается, что притухшая к тому времени Луна — его душевное терзание. Как, впрочем, все еще кровоточащие сердечные раны от гибели подопечных космонавтов. И вот мы говорим, как наша пропаганда определяла назначение полета «на Луну» или «в сторону Луны» в зависимости от попадания.
С.П. Королев и В. П. Глушко
В.П. Мишин и А. В. Палло, конец 60-х годов
«Знаете, как всегда в таких случаях бывает? Есть одна главная причина и вокруг нее тысяча мелких. Начну сразу с главной. Прежде всего нужно знать и иметь длительную научную программу космических исследований. К сожалению, у нас куча отдельных разрозненных поручений, преследующих политические либо престижные цели. Это началось еще при Хрущеве. «Догнать!» «Перегнать!» «Не пропустить вперед!» «Давай-давай!»… То же самое и с Луной. Ни одному Мишину, ни одному Королеву такую программу не поднять. Нужны тщательная проработка с участием Академии наук, многих ведомств, отраслевой науки, всенародное обсуждение целей… А потом уж — выбор средств для их достижения… Первые успехи со спутником и полетом Гагарина базировались во многом на колоссальной самоотдаче людей всегда на грани риска, на личных качествах такого лидера, как Королев… С Луной даже не знали, что толком делать. После первых лунных и межпланетных автоматов интерес на несколько лет погас. Потом, когда о Луне все настойчивей стали говорить американцы и прозвучал призыв Кеннеди, зашевелились и мы…».
Тут впервые была упомянута и страшно секретная до сих пор ракета Н-1 (Наука-1). Секретная не по причине крутизны, а по причине неудачливости. Как всегда, у нас развивался и поедал средства враждующий параллелизм. Программа межпланетных автоматических станций и луноходов отошла в бывшее КБ авиаконструктора С.А. Лавочкина под руководство легендарного ныне его руководителя Г.Н. Бабакина. «Пилотами» продолжало править королёвское КБ, но и тут прошло раздвоение. Программа облета Луны (четырехразовая репетиция пилотируемого) и программа высадки одного человека.
Камнем их преткновения и балластом на шее оказался «ракетный спор» между Королевым и Глушко. Академик Мишин:
«Теперь о высадке. Она была возможна лишь при использовании тяжелой ракеты грузоподъемностью не менее 100 тонн. То есть, равной сегодняшней «Энергии». Такую ракету- носитель и задумал Королев еще в начале 60-х годов…».
Эту ракету теперь одни считают прекрасной несбывшейся мечтой Королева, другие его стратегической ошибкой. Как заставить работать синхронно тридцатку двигателей на всех ступенях? «Утопия»… Мишин: «На самом деле это универсальная блочная многоцелевая ракета, которую в зависимости от набора блоков можно использовать для вывода и околоземных, и межпланетных аппаратов. Оригинальная и надежная компоновка: в блоке 30 двигательных сопел, можно лететь при отказе двух пар двигателей первой ступени и одной пары — на второй. Дешевое и экологически чистое топливо, керосин и кислород, никаких токсичных компонентов…».
Двигатель НК-33 для Н-1 создавался в Куйбышеве (Самаре), в КБ Генерального конструктора Николая Кузнецова. Наверняка другое о нем скажут вам приверженцы Валентина Глушко, тогда продвигавшего свой «ядовитый» двигатель для ракеты «Протон». Мишин показывает строки из тогдашней монографии Глушко: «Жидкий кислород далеко не лучший окислитель, а жидкий водород никогда не найдет себе практического применения». И предлагает соотнести с глушковской же царь-ракетой «Энергия», слетавшей именно на кислороде и водороде. Но это через двадцать лет, а пока отчаянная борьба часто «под ковром» истощала силы той и другой стороны. Конфликт Королева с Глушко пытался уладить даже сам Хрущев на специальном чаепитии, но ничего не добился, они непримиримо дулись друг на друга. Но это не весь букет. Мишин: «Н-1 делали 500 организаций 26 ведомств. Но из них только десять входили в компетенцию военно-промышленной комиссии. Остальных надо было упрашивать. Никакие постановления Совмина не помогали — задание им часто было не по профилю, поставки срывались. При Королеве, скажем, по десяти пунктам, при мне на порядок больше. Министр с министром не могли договориться, я обходил их, нарываясь нередко на мат…».
Тяговые мощности наших стендов также отставали от американских. Там на фирме фон Брауна я потом своими глазами видел гигантский испытательный стенд ракеты «Сатурн-5», вынесшей к Луне всю программу «Аполлон». Мишин: «Американцы могли у себя на стендах испытывать целый двигательный блок в сборе и без переборки ставить на ракету, отправлять в полет. Мы же испытывали по кускам и думать не смели запустить 30 двигателей первой ступени в полной сборке. Потом притирай их друг к другу на конечном изделии…».
Тут и начинаются драмы. «Мы» все еще хотели обойти американцев с высадкой, пусть одним человеком. Разведав график их экспедиций, который, впрочем, не скрывался, а широко рекламировался, нашу высадку верхи уже назначили на… третий квартал 1968 года. Как говорится, обойти под самым носом. «Ну, в крайнем случае на четвертый», — говорит мне многострадальный Мишин. При том, что первые испытания Н-1 провели только 21 февраля 1969-го. Чуете? Меньше, чем за полгода до армстронговского десанта, при том, что за месяц до этого (декабрь-68) «Аполлон-8» с тремя астронавтами успешно облетел Луну, помахав нашим черепашкам. И что же с испытаниями? Мишин: «Пожар в хвостовом отсеке выключил двигатель на 70-й секунде. Я вышел из бункера — она еще летела… Второй пуск — 3 июля 1970 года» (к этому моменту американцы уже дважды высаживались на Селене). «Снова авария, взрыв кислородного насоса при выходе на режим. Разнесло стартовый комплекс… Третий — 27 июля 1971 года…» (американцы летят на четвертую высадку, причем при одном аварийном полете везучего «Аполлона-13»). «Из-за неучтенного газодинамического момента возникло вращение вдоль оси… Но все двигатели впервые работали. Хотя бы семь секунд. Четвертый пуск — 23 ноября 1972-го…» (за неделю до шестого, финального, десантного полета «Аполлона-17»). «Я был в больнице, пуском руководил Б.Е. Черток. И он оказался удачливей — двигатели отработали 107 секунд. Взрыв в хвостовом отсеке случился уже после перехода на конечную ступень тяги, в конце активного участка первой ступени. Еще бы чуть-чуть…». Эта Н-1Ф несла уже и лунный корабль, и лунный модуль, добравшиеся лишь до высоты 40 километров. «Удружил», разрушившись, насос окислителя двигателя № 4…