Выбрать главу

Что касается военно-стратегической деятельности Сталина, то можно напомнить его политические и военные просчеты в начале войны, потерю управления Ставкой осенью 1941 года на московском и ленинградском направлениях.

Перед этим - просмотр поворота главного удара на юг; расформирование Центрального фронта, именно того, в полосе которого Гудериан прорвался к Киеву; уже упомянутая в письме В. Горбунова непоправимая ошибка на заключительном этапе сражения за Киев. Позже - просчет в определении направления главного удара врага летом 1942 года, обусловивший отход наших войск к Сталинграду.

В ходе Сталинградской битвы - бессмысленная растрата отборных сил при безрезультатных попытках воссоединить фланги Сталинградского и Юго-Восточного фронтов, вместо того чтобы искать решение проблемы в ударе по румынским войскам на флангах сталинградской группировки врага.

Имелись просчеты стратегического масштаба и в некоторых последующих битвах. Все они были выиграны большой кровью и зачастую принесли отнюдь не такие потери врагу, о которых указывали сводки Информбюро.

В этой связи важно напомнить, что при В. И. Ленине, который далеко превосходил Сталина в области политической и военной стратегии, главное командование войсками Красной Армии поручалось крупным военным специалистам, какими, несомненно, были И. И. Вацетис и С. С. Каменев.

Однако продолжим характеристику, которую давал Сталину Г. К. Жуков.

"В вопросах оперативного искусства в начале войны он разбирался плохо. Ощущение, что он владеет оперативными вопросами, у меня лично начало складываться в последний период Сталинградской битвы, а ко времени Курской дуги уже можно было без преувеличения сказать, что он и в этих вопросах чувствует себя вполне уверенно.

Что касается вопросов тактики, строго говоря, он не разбирался в них до самого конца" [Цит. по: Симонов К. К биографии Г. К. Жукова, с. 118 - 119].

"В начале войны - говоря так, я в этом смысле отмечаю как рубеж Сталинградскую битву - случалось, что, выслушивая доклады, он иногда делал замечания, свидетельствующие об элементарном непонимании обстановки и недостаточном знании военного дела".

"Профессиональные военные знания у Сталина были недостаточными не только в начале войны, но и до самого ее конца. Однако в большинстве случаев ему нельзя было отказать ни в уме, ни в здравом смысле, ни в понимании обстановки. Анализируя историю войны, надо в каждом конкретном случае по справедливости разобраться в том, как это было. На его совести есть такие приказания и настояния, упорные, не взирая ни на какие возражения, которые плохо и вредно сказывались на деле. Но большинство его приказаний и распоряжений были правильными и справедливыми" [Симонов К. К биографии Г. К. Жукова, с. 122].

"В конце войны в нем как отрицательная черта заметна стала некоторая ревность. Стало чаще и яснее чувствоваться, что ему хочется, чтобы все победы и успехи были связаны с ним, и что он ревнует к высоким оценкам тех или иных действий тех или иных командующих. Я, например, остро почувствовал это на Параде Победы, когда меня приветствовали и кричали "Ура!". Ему это не понравилось: я видел, как у него ходят желваки" [Институт истории СССР АН СССР. Документы и материалы. Жуков Г. К. Коротко о Сталине, л. 1 - 4. Рукопись передана из семьи маршала Г. К. Жукова. Подпись на ней отсутствует, но имеется правка рукой автора, что подтверждает ее подлинность].

Вскоре маршал Г. К. Жуков был снят с должности заместителя министра и направлен командовать округом.

Высокие нравственные качества были чужды Сталину.

После войны широкие репрессии вновь стали порочным методом его руководства. Великим человеком эпохи социализма он не был.

Острую реакцию читателей вызвало мое высказывание о лозунге военных лет "За Родину, за Сталина!". Типичен отклик В. И. Ищенко (г.Запорожье), ветерана войны: "Будучи политработником, а затем комбатом десантного батальона, я десятки раз с этим призывом поднимал людей в атаку навстречу смерти. Сто раз с этими словами мог быть убит".

Сомневаться в искренности этих слов нельзя. Однако, отвечая шоферу И. Е. Карасеву, я сказал, что на фронте не все и тогда обожествляли Сталина, многое здесь шло от пропаганды. Это тоже правда. Вот мнение читателя В. Е. Полещука (г. Ленинград): "Ваши оппоненты пишут, что в бой шли с именем Сталина. Мне довелось видеть атаки нашей пехоты. Кроме крика "Ура!" других слов не слыхал и сам не кричал. Не исключаю, что кое-где они имели место. Но эти возгласы сначала "отрабатывались" на учениях и тактических занятиях. Боевой клич с древности придавал смелость воинам и внушал страх врагу. Но, повторяю, в атаках обычно кричали "Ура!". А затем в обязательных политдонесениях по установленному шаблону "ура" отсутствовало. Его заменяли красивые слова о Родине и Сталине".

"В момент атаки красивых слов не произносили и даже мать родную вспоминали лишь тогда, когда пуля или осколок обжигали тело..."

Лучше всего от имени поэтов-фронтовиков сказал об этом Константин Симонов:

Но нам на плечи взвалено,

На всех нас, без изъятья,

За Родину, за Сталина!

Разъять на два понятья,

Измерить все, что пройдено,

И имя то открыто

Взять отодрать от Родины

Везде, где зря пришито.

И этот труд ужасный

Проделает народ,

С душой прямой и ясной,

Сквозь все идя вперед!

[Дружба народов, 1987, No 11, с. 169]

Непререкаемой остается истина: в трудные годы войны советские воины сражались и умирали за свободу и независимость Родины, за великое дело социализма. Что касается культа Сталина, то менялось отношение к нему, а не к народному подвигу тех лет. Мы горды нашим прошлым, а не его негативным опытом. После XX съезда КПСС каждый стал нравственно свободен пересмотреть свое отношение к культу личности и его внешним проявлениям. Для тех, кто совершил эту сложную перестройку, перестают быть духовными реликвиями и тысячи сочетаний имени Сталина с историей нашего народа. Включая и те из них, которые бытовали на фронте.

...Особого разговора заслуживает судьба первого состава командования Западного фронта.

История знает случаи, когда не без влияния пропагандистской конъюнктуры человека подчас осуждают и оправдывают неоднократно. Так происходило, например, с известным революционером-ленинцем, героем Октября Ф. Ф. Раскольниковым. В 1939 году он был объявлен изменником, предателем, посмертно реабилитирован 10 июля 1963 года решением пленума Верховного суда СССР. Однако 5 сентября 1965 года ответственный работник аппарата ЦК КПСС С. П. Трапезников, выступая на совещании заведующих кафедрами общественных наук московских вузов, вновь объявил Ф. Ф. Раскольникова предателем, троцкистом. Его имя стало запретным. Клевета вторично опровергнута совсем недавно.

Схожая судьба оказалась у Героя Советского Союза Д. Г. Павлова и других генералов первого состава командования Западного фронта. Широкий читатель знает о них лишь из отрывочных упоминаний в мемуарах военачальников и в столь же глухих и неполных отдельных исторических работах.

Впервые относительно подробно о Д. Г. Павлове рассказал писатель И. Стаднюк в романе "Война". Но он устами персонажей романа сделал попытку обосновать версию о виновности Д. Г. Павлова и его соратников.

Свое несогласие с такой оценкой я высказал в двух статьях [См : История СССР, 1986, N° 6, с. 67 - 70; см. настоящее издание, с. 24 - 30]. Последняя из них вызвала острую реакцию читателей. Писатель И. Стаднюк выступил с "Открытым письмом"

на мое имя [См.: Социалистическая индустрия, 1987, 14 июня; настоящая книга, с. 259 - 264.

Свой ответ писателю И. Стаднкжу на его "Открытое письмо" я направил в редакцию газеты "Социалистическая индустрия" 1 июля 1987 года, но он не был опубликован]. К сожалению, он уклонился от полемики по существу, отдавшись эмоциям уязвленного самолюбия. При этом ввел читателей в заблуждение, заявив, что в моей книге "Поражение вермахта под Москвой", выпущенной в 1981 году издательством "Московский рабочий", якобы содержится восхваление личности Сталина. Ничего подобного там нет, как и во всех моих публикациях после XX съезда КПСС.