— Правда, говорят, что он зазнался? Мы этого не заметили с Андрюшей…
5 декабря
Снова нарвался на шефа. Зашел к Марине за рассказами, и он тут как тут.
— Валерий, я тебя прошу, ты не забывай образ.
— Какой?
— Кузькина… А то ты как-то очень сдал последнее время…
— Как сдал, чего сдал… меня в театре не бывает совсем, откуда вы это знаете?
— Вот, вот поэтому я и говорю, что тебя в театре не бывает… Не мог ни одну репетицию с тобой назначить, хотел прийти посмотреть… а ты все занят где-то.
— Да я дома сижу!
/— Да брось ты… что вы со мной арапничаете?!
— Чего арапничаете? Мне не верите, можете спросить Можаева, и потом, были с Борисом репетиции. Партнеры все заняты, кто «Макенпоттом», кто «Тартюфом».
— И Находка — роль прекрасная[96], ее можно отлично сделать… Понаблюдай по телевизору разные интервью… Есть отличные парни…
Ох, не нравятся мне эти разговоры, ох, не нравятся!!
6 декабря
Говорят, был крупный разговор между Губенко и Петровичем. Колька высказал, очевидно, свое недоумение по поводу помоев Любимова на Герасимова: «А если я ему передам?..» — кажется, была сказана такая фраза. Николай заявил, что он играет последний раз.
После «Антимиров» — худсовет, вдруг почему-то срочно. Решали, как поступить с Губенко. Какую форму приказа выдумать, чтобы другим неповадно было, в назидание остающимся. Шеф снова прошелся по мне: «Золотухин проделывал подобные модуляции», — я сидел, молчал, упорно, угрюмо. Васильев требовал каждого, кто осмелится заикнуться о заявлении, увольнять без проволочек. Любимов растерялся: «А кто играть будет?» Васильев пошел дальше: «Гнать каждого, замеченного в пьянстве».
Любимов:
— Тогда не было бы и Качалова, и Москвина… половины, да что там, всего Художественного театра, они закладывали ох как…
Шеф почуял, что артистов он не перевалил на свою сторону — написать какую-нибудь гадость на Губенко. Решили — отпечатать и вывесить его все заявления об уходе на обозрение труппы с комментариями, с ордером на квартиру, которой почти добились… Я запротестовал: «Как вы не понимаете, что это унизительно — театру с таким именем заниматься дещёвой склокой», — все это я произнес на художественном совете.
Дупак:
— Золотухин молчит, очевидно, он не согласен с тем, что здесь говорится и предлагается… хочет сам подать заявление об уходе…
Что они ко мне привязались с этим заявлением??! Ничего не понимаю. Вдруг через два года усиленно напоминать о том, чего из них никто в глаза не видел, то есть моего заявления.
Я попросил слова… но меня перебили, и я заткнулся, может, и к лучшему. Хотя совесть неспокойна и гадко на душе — не согласен и молчу…
Промолчи — попадешь в первачи…
Промолчи — попадешь в палачи…
Глаголин (после):
— Вы молчали упорно, Валерий, мне не ясна ваша позиция…
— Объясню, Боря, только тет-а-тет…
8 декабря
Шеф (на меня): Этот с Высоцким исправляют текст Можае- ва, литературой вдруг чего-то занялся...
Смехов: О... Тут вы ошибаетесь, Ю.П. Он бы вам и читать не дал то, что написал в этом сценарии. Это халтура дикая, а Золотухин взялся только потому, что это Можаев...
Шеф: Что бы он ни написал, он написал Кузькина, и он разбирается в этом гораздо лучше нас...
Золотухин: Хорошо, когда есть в театре адвокат. Ты уже не раз, Веня, защищал меня своей мощной грудью.
96
Андрей Находка, персонаж романа М.Горького «Мать», по которому в Театре на Таганке в 1969 г. был поставлен спектакль.