Бледные губы принцессы дрогнули, словно в преддверии рыданий, но принцесса негромко, но строго с истинно королевской непоколебимостью ответила:
— Уходите, Страж. Мы не нуждаемся в вашей помощи.
Она отвернулась, хотя и Эльф, и она слишком отчетливо улавливали чувства друг друга, этот неопределенный ураган, который не распутали бы даже всезнающие, эту боль, обиду, разочарование, сожаление, что ничто уже не изменится. Если бы он вернулся хотя бы пятьсот лет назад, хотя бы сто, когда на этом месте еще не возвышались рукотворные горы из стекла и металла!
Тогда не существовало «белых пятен», права на помощь, он носился по другим мирам. Похоже, его удел — приходить, когда слишком поздно. Трандуил предлагал вести переговоры с принцессой, но Сумеречный пришел как друг, как влюбленный. Но разве в этом проявляется любовь? Ведь ради нее возможно забыть о долге Стража, вспомнить, что где-то под спудом вечной борьбы тьмы и света скрывался обычный человек.
«Нет, я не прошу разрушать ради меня этот мир! Не надо! Нет! Я знаю, нельзя. Люди не заслужили. Зачем вы пришли? Зачем?» — доносились мысли Нуалы, которая также ощущала все, что терзало Сумеречного. Она лишь умоляла не бередить старые раны, не напоминать о том, что от них остались призраки забытых легенд. Девушка заслонилась руками, отчего рукава платья взметнулись светлым оперением в ночи, почудилось, что вот-вот обернется прозрачной птицей и улетит, навсегда. Ведь кто еще с такой тоской глядит на небо? Ведь кто еще просит так о свободе, не ведая, где найти пристанище? Непреклонная гордая птица, что не примет помощи от предателя.
— Я пришел предупредить об опасности, — терялись слова в охрипшем голосе Сумеречного, горло кольцом перехватывал кашель. Хотелось броситься на колени, целовать землю у ног принцессы, умоляя о прощении. Но она бы не приняла и такую жертву, отвечала строго и обреченно:
— Я знаю. Нуада.
«Не приноси себя в жертву! Умоляю!» — кричала душа пришельца, Сумеречный несмело потянулся к принцессе, желая обнять ее, оградить от всех ветров и опасностей этого безумного мира. Но не посмел, закрыл лицо, заламывая руки с приглушенным стоном. С каждым словом его последняя надежда таяла, а Нуала покорно ожидала своей судьбы, хотя не ведала будущего.
«Этот мир важнее нас. Всех нас. Вы не можете вмешиваться, я знаю. Не губите этот мир. А моя жизнь пусть останется в моих руках», — отвечала мысленно Нуала, но вслух они оба не решались высказать то сокровенное, что колыхалось трепетными цветами в сердцах. Они оба не желали никому зла, не хотели смертей и разрушений. Но оба ничего не сумели предотвратить: одна от бессилия, другой — от всесилия.
— Понимаю, что после стольких лет не имею права представать перед вашим взглядом, — звучали ненужные, почти бессмысленные слова сухих извинений; Эльф подался вперед, все-таки протягивая руки, заключая ладонь Нуалы в свою: — Но я хочу помочь. Может случиться непоправимое.
Но принцесса освободила руку, которая безвольно повисла, как плеть, затем Нуала погладила разноцветные лепестки вьюнка, отчего он засветился разноцветными искрами, точно в былые времена, когда каждый шаг хранителей леса оставлял маленькие полянки, пестрые соцветья. Девушке показалось, что она увидела сон наяву, оттого лишь с большей горечью, но спокойно проговорила, качнувшись, как в трансе:
— Уже все случилось. Нам больше никогда не вернуть былое могущество. Впрочем, — она грустно вздохнула. — Я не могу обвинять людей. Находить виноватых всегда проще.
— Позвольте мне защитить вас, стать верным псом! Вашим телохранителем! Вы в опасности, — стенал Сумеречный бесприютным осенним вихрем. — Если Нуада пробудит Золотую Армию, то не выживет никто.
Нуала слабо улыбнулась, точно последний отблеск солнца в преддверии полярной зимы:
— Обещаю, я не дам этому случиться. Это мой долг как принцессы. — Она непреклонно расправила плечи, поднимая голову. — Поэтому мы не нуждаемся в Вашей помощи, Страж.
Однако же образ высокомерной гордости не уживался с ее мягким характером, она невольно сложила ладони, прижимая их к груди, точно молилась за кого-то. Просила мира всем… Почему ее не слышали? Почему не слышали сотни других? Почему?.. Ответом не располагал даже Страж, не ведая, зачем в этом мире столько зла, зачем оно множится и приобретает все более устрашающие формы.
— Нуала… Я не хочу, чтобы вы оба погибли! — воскликнул Сумеречный и все-таки бесстрашно обнял Нуалу. Она не отшатнулась, но и не отвечала, замерев, точно неземное видение. Только по щекам ее безмолвно покатились крупные слезы невыразимо глубокого сожаления. Она не обвиняла, она скорбела, что они разминулись на тысячу лет. Им бы встретиться раньше, им бы раньше поговорить, лучше вспомнить друг друга. Ведь никто больше не читал так же в душах, ведь никто не догадывался, как тяжко обладать таким даром. Но поздно… Нуала неуловимой вилиссой выскользнула из непрошенных объятий, глядя прямо перед собой. На щеках ее еще блестели серебряные росинки, но голос не дрожал, ведь долг сильнее чувств:
— Вы предлагаете бежать? Нет, этого не позволяет наша гордость. Даже если мы скрываемся здесь, в тесноте подземелий, в наших жилах все еще течет королевская кровь. Золотая Армия не пробудится, я вам обещаю. Я знаю, что вы боитесь за жизни людей.
«Она знает все, читает в самой душе… — понимал Сумеречный. — Знает все, что я чувствую к ней». Но в ее сердце улавливалась только потаенная обида и даже неприязнь. Хотя нет, скорее растерянность и невозможность что-либо изменить. Какую помощь предлагал Страж? Какой ценой? Смерть Нуады для Нуалы означала собственную смерть, но даже если бы наделенный великой силой разомкнул эту цепь, принцесса не пережила бы гибели брата. И она не желала видеть его поражений, новых скитаний, ощущать отголоски еще большей злобы.
Нуала с ностальгической печалью поглаживала поблескивающие среди железа и камней цветы, отчего они лишь ярче расцветали. Несмелое хрупкое ночное растение, что скрывается от палящих лучей солнца. Воцарилась долгая пауза, в течение которой Сумеречный, казалось, промучился еще две с половиной тысячи лет — так медленно тянулись роковые секунды. Мир замер, мир остановился, иссякло его дыхание, иссякла его душа. Мир потерял любовь, мир забыл о гармонии, он слишком быстро бежал к пропасти, но вот застопорился, как балансирующий на канате колосс.
Последний шанс, самая смелая надежда, что умирает, доводя до безумия. Весь мир висел на волоске, на тонкой нити сгоревшего ткацкого станка, на шаткой паутинке, замороженной дыханием зимы — лишь лед растает, и обрушится мироздание, и рухнет вселенная души.
Все зависело от дальнейших слов Нуалы. Если бы только она приняла помощь, если бы только согласилась, тогда бы клетка Стража не затворялась в этом мире, тогда бы жестокое грядущее не отрывало его от той, к которой вернулся.
Нуала почти нараспев проговорила, и каждый звук, слетевший с ее губ, врезался в память, как глубокий шрам, как приговор всем им и самому себе:
— Вы предлагаете бежать в другой мир? Но мы уже бежали однажды, вскоре после заключения перемирия. Мы нашли целый материк, где немногочисленные люди жили в гармонии с природой долгие столетия. Мы считали, что обретем покой и даже радовались: люди забыли о нас, превратили в легенды. Материк городов и материк лесов — да, почти гармония. Но пятьсот лет назад люди открыли эти земли. И год за годом города все больше наползали, разрастались. Нам не осталось места нигде. Но я не разделяю ненависти Нуады. Если уж так случилось, значит, время нашего расцвета прошло, это неизбежность.