— Ты и сам в курсе, сколько между нами противоречий, — остановил его возглас едва уловимым движением руки король, отворачиваясь, делая вид, словно созерцает последние отсветы заката среди листвы. — В твоем мире победили темные эльфы, в нашем, надеюсь, дело будет за светлыми. А на этой неприятной планетке вообще всецело царствуют люди.
Последнее слово Трандуил подчеркнул с некоторой неприязнью, сам он достаточно много лет лично не общался с представителями этой расы, зато давно выгодно торговал с соседним человеческим городом. Однако никогда не считал их равными, пусть даже его королевство медленно превращалось в закрытый от внешнего мира улей.
— Когда-то ты принимал у себя и Нуаду, и Нуалу, и их отца, — вспоминал далекие времена расцвета обоих королевств Сумеречный, они ведь все друг друга давно знали. — Выходит, друзья хороши, только когда сильны. А когда случается с ними беда, можно их вышвырнуть, как мусор?
Эльф встал со своего места, приближаясь к изображавшему саму безмятежность Трандуилу, собеседник которого яростно оскаливался, негодующе потрясая кулаками. Разумеется, короли уже долгие века не контактировали и не заключали никаких соглашений, но пришедший не ожидал столь циничной холодности. Выходило, что на единстве происхождения ничего не строилось, никто не желал помогать собрату по эльфийской крови. Да и чего ожидать от тех, кто друг с другом в пределах Средиземья не так давно прекратил войны? Безумная надежда дотлевала шипучим угольком под беспощадным дождем пронзительной реальности.
«„Эльфы всех миров объединяйтесь“ — не вышло», — бессильно подумал о невольном лозунге Сумеречный, опуская руки, погружаясь в сон наяву, который истончал барьеры для тьмы. Он все отчетливее слышал голос, едва уловимый, шипящий, как шелест гадюки в траве. Каждая неудача, каждая вероятность, что вела в пропасть без права вмешательства, наносила подлый колотый удар, изрешечивая душу, на которой и так не оставалось места для заплаток. Тогда зачем? Зачем его существование? Зачем все?
— Тогда они были иными, сейчас все они — тени самих себя, — резонно отвечал Трандул, все еще старательно не встречаясь взглядом, отворачиваясь от собеседника; в голосе короля звучали разочарование и брезгливость. — Что говорить о тех, кто связался с троллями и гоблинами? Полагаю, ты в курсе, что с некоторых пор лучший друг и верный соратник Нуады — отвратительный тролль.
— Зато тебя не беспокоит торговля с мздоимцем-бургомистром из Озерного Города. Какая налаженная система! Залюбуешься! А, главное, достойна великого короля светлых эльфов. — театрально всплеснул руками Эльф. — Наверное, именно это завещали во времена Сильмариллов?
Трандуил остановился, вновь сделал вид, будто совсем не понимает, о чем речь, но все же встрепенулся, точно забыл, что Знающий ведает о всех мелких грешках светлого короля.
— Не будем об этом, — спокойно и мягко проговорил владыка, но за вежливой полуулыбкой скрывалась резко возросшая неприязнь. Король слишком любил богатство, серебро да самоцветы, и вечно ему казалось, что у соседей больше, особенно, у других эльфийских королей. Поэтому и водился за нем грех жадности, еще он старательно скрывал несколько выгодных, но не совсем честных торговых соглашений с упомянутым бургомистром. Ведь разве пристало светлому королю!
— Отчего же? Правда глаза режет? — наступал Сумеречный, уже поняв, что никакой помощи ждать не следует. Теперь он рассчитывал хотя бы высказать все свои давние обиды, напомнить, что у всех них скрывалась темная сторона.
— Щенок! Как ты смеешь дерзить мне? — Трандуил с неимоверной скоростью выхватил легкий слегка изогнутый меч, подскочив к своенравному собеседнику и приставив клинок к его шее; король с пренебрежением прошипел: — Ты! Ровесник моего сына! Когда ты еще не получил свою силу, даже не думал о ней, я уже сражался с гигантскими змеями! — сквозь аристократически бледную кожу вновь проступили пугающие старые шрамы, синие глаза мерцали в полумраке, как у вампира. — Или ты забыл, кто тренировал тебя, когда ты отправлялся в своем мире на битву с Ледяным Драконом?
— Не забыл, Владыка, — Сумеречный пристыженно отступил, точно посмел повысить голос на своего отца, в конце концов, угрожать благодетелям неверно в любом мире; однако неукротимый взгляд вновь наполнился огнем: — Но в данном случае речь не обо мне.
— А о ком же? — вскинул брови Трандуил, мотнув головой в неопределенном направлении. — О них? Я никогда не встану на сторону эльфов, которые связались с гоблинами в борьбе против людей.
Владыка успокоился, плавно и изящно убрал меч в ножны, скрытые под складками плаща; исчезли и шрамы, точно ничего не произошло. Лишь во взгляде застыло чувство превосходства и оттенок злорадства от сознания своей правоты, пусть пришелец и не признал себя во всем виноватым.
— Но их король тоже когда-то позволил мне остаться, почти приютил, две тысячи лет назад, — с тоской вспомнил другого своего благодетеля Эльф, сердце которого разрывалось от противоречий. — Мне…
— Ошибке мироздания? — завершил фразу король, слегка ухмыльнувшись, намеренно задевая. — Вот и я о том же, что он весьма недальновиден. И что с ним стало теперь? Считаться королем и прятаться в катакомбах, опираясь на какую-то гордость — это недостойно эльфийской крови!
Восклицание огласило зал, точно король, не смея себе признаться, опасался, что подобное будущее поджидает и его народ, если люди расселятся по всему Средиземью, раскинут хищные пасти необъятных городов. Пока что поклонение машинам и механизмам оставалось прерогативой темных сил, орков и их хозяев.
— Будто ты поступаешь как-то иначе! Мир вокруг не интересует тебя, чужие страдания для тебя — пыль, пустой звук. Думаешь, что врата твоего королевства защитят тебя, когда Саурон сожжет эту землю, когда разверзнутся недра бездны? — вновь наступал Сумеречный, указывая простертой десницей за врата королевства на восток.
Он уже ратовал за благополучие эльфийских королевств этого мира. Но никто не любил, когда этот одинокий странник прибывал, его не пускали, не принимали, ведь чаще всего он пророчил страшное будущее; кто-то считал, что именно он его и проносит, проклятый. Ведь так проще, нежели признать, что он каждый раз лишь силился предупредить о великой опасности.
— Саурон — это миф! Он потерял свою силу! Все слухи о нем — происки врагов, — вновь выхватывал свой меч Трандул, рассекая воздух, отгоняя незримые тени. Но в зале только потрескивали светильники, и доносились из коридоров переговоры стражников.
— Трандуил, я ведь Знающий, — вздохнул Эльф. — Не пройдет и пятидесяти лет, как Мордор снова станет обиталищем великого зла. Лучше готовься к войне.
И он видел… землю в огне, разрушенные города, кричащих людей, кровь на камнях. Отчего-то больно и неправильно запоминались самые мелкие детали, вплоть до обломков окровавленных мечей, клоков ткани, гнойных бинтов и сгоревших детских игрушек. И немой ужас тех, кто еще не ведал о своей судьбе в недалеком будущем, кто еще не познал кошмара лишений, потери близких и крова, кто еще не бежал, спасаясь от голодной толпы нелюдей, что не щадили ничто живое на своем пути. Сумеречный все видел. Прошлое, будущее… Земля, небо… Все смешивалось.
Больше всего от нашествия страдали королевства людей, эльфы же оставались в стороне. И перед ними ставился выбор: уйти за море или поддержать человечество в борьбе против тьмы. Но провидца терзали не политические игры, а картины из гущи сражений, многие солдаты которых еще даже не родились. Но еще раньше, совсем скоро, предстояла иная битва, с драконом одинокой горы Смаугом, и вскоре орками Озока-осквернителя. И в ней тоже гибли люди, Озерный город исчезал в пламени… Будущее, настоящее — все смешивалось. Пустыня часов времени душила бурей, песчинки перетирали рассудок. В этом мире, в другом — все единая боль, бесконечная боль. Зачем?