— Не надо, Вера…
— Но Виталий-то уж точно социалист был, — увел сестер от начинающегося спора Тошик.
— Он и не скрывал этого, — согласилась Вера.
— Или просто играл в социалиста, — не сдавалась Мария.
— А я слышал, что они оба были революционеры, только Виталий легальный был социалист, а Лиза — нелегальная…
— Лиза — подпольщица? Да она в жизни ни одного секрета не имела: у нее что в голове, то и на языке!
— Ты считаешь — это хорошо?
— Что хорошо? Не уметь держать язык за зубами? Только какое это имеет значение — что я думаю и как к ней относилась? Брату она очень нравилась.
— Они были совсем не пара. — Вера встала и подошла к окну. Зябко обняла себя за плечи. Модные пышные рукава стягивались чуть ниже локтя узкими кружевными манжетами. С шеи свисала длинная золотая цепочка с медальоном, раскрывающаяся крышечка его была заперта остроумным устройством, верно хранящим тайны владелицы. — Ветер начинается… Метет… И снег такой глубокий. Едва ли мы сегодня дождемся Ваню и Василая.
— Кто такой Василий? — по-иезуитски хитро поинтересовался Антон.
— Я же говорила: жених Манечки.
— Ты говорила — Григорий.
Вера вышла на середину комнаты, ярко освещенную роскошной многосвечной люстрой, в которой горел не обычный огонь, а только недавно появившееся в городах электричество:
— Это имя, а то — фамилия! Его зовут Григорий Василай. Григорий Георгиевич Василай. Его предки — выходцы из Бессарабии.
— А-а-а… Готовитесь к свадьбе и еще ропщете, что год был несчастливый. Потому и несчастливый, что ленились мне подробно обо всем писать.
— Не было настроения.
— Неужели?
— И времени тоже. Мы еще летом собирались свадьбу сыграть, но Маня весной так простыла, что все лето болела, и венчанье пришлось отложить. Зато теперь отгуляем! Как я хочу потанцевать на твоей свадьбе, Маняшка! — Вера закружилась по комнате, легко постукивая каблучками. Короткая модная юбка соблазнительно открывала и изящные туфельки, и точеные ножки. Наряды горожанок в ХХ веке стали такими кокетливо-продуманными, такими простодушно-демонстративными, что не только неискушенный поручик, но и умудренный опытом человек, созерцая их, легко мог прийти в восхитительное состояние минутной эйфорической влюбленности.
От Верушкиных резких движений заколебался воздух — слегка закачались легкие бумажные украшения на елке, заволновалась-заискрилась серебристая мишура гирлянд. Мария бравурно застучала по клавишам веселенькую польку. Она в такт кивала головой, и по спине прыгали вороные кудри.
— Давайте выключим электричество, зажжем свечи, так хочется чего-то таинственного, загадочного, как в страшной сказке. — Вера продолжала отбивать каблуками ритм — уже стоя на месте.
Антон замахал руками:
— Нет! Нет! Какие сказки? Самая замечательная — прямо передо мной. Я сто лет просидел в таежном полумраке! И тебя хочу получше рассмотреть.
— Смотри! Я вся тут! Рядом! — Девушка затанцевала прямо перед ним.
— М-м-м… — Потянул носом счастливый поручик-отпускник. — Что у тебя за духи, Верунчик? Какой новый аромат!
— Бедняга ты наш, бурят таежный! Как ты одичал в своей Сибири! Отстал от жизни ровно на три года. Это уже не новинка. Называются «Букет императрицы».
— Божественный букет!
— А я? Какой ты находишь меня? — Она продолжала кружить, обольстительно выделывая руками забавные восточные пасы. Маня все время поворачивала голову, чтобы смотреть на сестру. И играла все темпераментнее и веселее, будто тоже подсмеиваясь над молодым родственником.
— И ты — божественная! Довольно танцевать, искусительница, а то я в тебя влюблюсь! Навеки и бесповоротно!
— А ты и влюбись, Синяя Борода!
— Здравствуйте, ты ж не захочешь стать супругой бедного офицера и ехать со мной в тот Богом забытый гарнизон.
— А ты постарайся сделать побыстрее карьеру, и тогда мы поедем не в забытый Богом гарнизон, а в столицу.
— Ты ж всегда мечтала жить только в Барвинковцах. Или мне это только казалось?
— Когда-то мечтала, но теперь передумала. Там будут жить Маняша с Василаем. Он перестраивает наш старый дом. Полностью. Ты же знаешь, что он архитектор? Работает с самим Городецким! А наш старый дом преобразится! Это будет что-то необыкновенное — англо-готический фасад, арочные окна, выступы с острыми углами. Сам Владислав Городецкий спроектировал! Прямо замок из романа Вальтера Скотта! Нет, из страшного готического романа! Рано или поздно там обязательно появятся приведения.
— Ну что ты, Вера, не преувеличивай, — Маня не говорила, а почти припевала в такт мелодии бодрой польки, — обычный загородный дом…
— Не скромничай! Тошик, послушай, там такие интерьеры задуманы — настоящий модерн! Лестница округлой формы, перила ажурные, их уже заказали, такой причудливый узор — не подумаешь, что чугунные. Коричнево-желтые витражи. Свет сквозь них польется — медовый, янтарный, пушкинский… Там будет солнечно даже в пасмурную погоду.
— Вера, ты опять смеешься над нами? — тонкие пальцы замедлили свой бег по клавишам, и мелодия стала обижено вальсовой.
— Нет, только восхищаюсь вашим будущим дворцом.
Поручик Болгаков заинтересовался:
— И когда же будет готов этот дивный дворец?
— Может, в конце года.
— Значит, наступает очень счастливый год! Год свадьбы и новоселья! — Антон вскочил и закружил Веру по комнате.
— Ах вы ж и проказники нетерпеливые! — Появился в дверях Игнатий Филиппович Барвиненко, отец веселящихся сестер, дядюшка поручика. Известный сахарозаводчик, богач и меценат. Мощный добродушный барин. — Уже скачете! Греховодники!
— Мы встречаем очень счастливый год! Ура!
Тошик с Верочкой так синхронно и сильно топнули, что с елки свалилось самое заметное украшение — табличка с золоченой и окруженной блестками надписью «С Новым 1914 годом!»