Он не просто понимает жажду Алена — он чувствует ее. Равно как и горечь детской потери, неизбывное чувство чего-то утраченного, оставленной где-то части себя самого, которую уже никогда не найти. Ему знакомо стремление Карла Чильбума выступить в роли спасителя, его надежда построить любовь и верность на фундаменте благодарности. Как будто это могло сработать.
Более того, он знает, каково это — не заслуживать ребенка. Знать, что без тебя ей будет лучше, как бы ты ни хотел обратного.
Жизнь Зои — зеркало, созданное специально для него. Он видит себя в нем, замершего на мгновение, словно на портрете, свою пойманную, постигнутую сущность.
Керстин права: он пришел за секретами Зои, но нашел совсем другое.
Сканер заканчивает еще один вертикальный проход. Лаборанты сгрудились у монитора. Доктор Хальворсен на что-то показывает, описывая пальцем круги. На руке у него обручальное кольцо. Они спорят о четкости изображения, о том, не слишком ли много света отражает золото. Сканер проходит по нарисованным глазам Зои.
Он все время ждал его в студии, позолоченный и готовый: портрет Маркуса Эллиота. Последняя работа Зои. Особый заказ, не предназначенный для аукциона или перепродажи. Работа, место которой в самой частной из всех коллекций. Живому — от мертвой, золотой дар.
Он вместе с Зоей проходит по залам галереи: матиссы и пикассо Сергея Щукина, гогены и вангоги Ивана Морозова. Он останавливается перед любимой картиной Зои, «Воспоминанием о саде в Эттене». Он идет по пятнистой дороге, исчезающей за горизонтом. С каждым шагом он чувствует, как солнце греет спину. Он видит красоту цветущего сада.
Сканер проходит по алому рту Зои.
Доктор Хальворсен склоняется над экраном.
— Видите? Что это?
Лаборанты чем-то возбуждены.
— Это уголь. Никакого сомнения.
Хальворсен оборачивается через плечо.
— Мистер Эллиот? Хотите взглянуть?
Он стоит у дверей галереи, тех самых, что Андрей Буров открыл перед Зоей весной 1918-го. Он может вернуться в любой момент и побродить по залам. Картины всегда будут там. А пока можно выйти обратно на свет.
— Ларе.
Лаборант хватает доктора Хальворсена за рукав. Из-под основания сканирующей стрелы раздается натужный скрежет.
— Выключай.
Кто-то щелкает рубильником. Сканер содрогается и замирает. Лаборанты, стеная, выпрямляются. Это явно не в первый раз.
Доктор Хальворсен безнадежно качает головой.
— Прошу прощения, мистер Эллиот. Простейшая деталь — и постоянно выходит из строя. Нам надо заменить один из моторов. — Он смотрит на часы. — Это займет какое-то время. Возможно, вам лучше вернуться завтра.
Фонарь еще горит, бросая розовый круг на золоченую поверхность. Похоже на закатное солнце.
Оно словно греет его изнутри, придавая ему силы. Он вскакивает на ноги.
— Ничего, все в порядке. Ваша машина может видеть, да? Сквозь золото?
Доктор Хальворсен складывает руки на груди.
— О да, конечно. Столь тонкий слой металла почти что прозрачен. Надо только подобрать длину волны.
— Можно я тогда заберу картину?
Лаборанты переглядываются.
— Но мы только начали сканирование. Я думал, вы хотите, чтобы мы обнаружили некое изображение внутри.
— Вы правы. Я думаю… — Эллиот кивает сам себе. Он хочет понять, уверен ли, и обнаруживает, что уверен. — Думаю, я уже увидел все, что нужно.
Он заворачивает картину и выносит ее на улицу. Туман почти растаял под вечерним солнцем. Незнакомый пейзаж оглушает множеством резких деталей.
Далеко ли до ближайшей автобусной остановки? А до его машины с пустым баком?
Гудок. «Фольксваген» Керстин стоит у ворот. Она все-таки решила дождаться его.
Он подходит. Борется с собой, чтобы не побежать.
— Снова следишь за мной? Я не ошибся?
Она косится на него, не вполне понимая, шутка ли это.
— Ты псих. Ты это знаешь?
Он пожимает плечами.
— Временное умопомрачение. Такой диагноз сойдет?
Она изучает его лицо.
— Ты ведь не сделал этого, так? Ты передумал.
— Мне не пришлось. Зоя устроила короткое замыкание. Дым валил изо всех щелей. — Керстин смеется. — Я решил, что лучше сматывать удочки, пока не поздно. Надеюсь, хоть машину смогу завести.
Керстин качает головой и включает зажигание.
— Значит, тебя подвезти?
— Нет, спасибо. Вечер становится томным. Пожалуй, лучше прогуляюсь.