Верховному князю кривичей Сбыславу было уже за тридцать. Еще отец его Боривит немало сделал для усиления союза, ограничив власть общинных князей, происходивших из числа родовых старейшин, и влияние общинного вече. Боривит имел крепкую дружину и мечтал возвести могучий городец на берегу реки Полоты, который стал бы центром племенного союза. Осуществить свою мечту старый князь не успел.
При Сбыславе кривичи начали ходить в большие походы, тревожа западные племена латгалов и селов. Удивительные мечи кривичей, которые племенные кузнецы ковали, наваривая стальные лезвия на железную основу, не имели себе равных среди других народов и часто давали преимущество в бою. Густая пригоршня весей и городцов рассыпалась по всем просторам союза. В них жил многочисленный люд, занимаясь посевом озимой ржи, промыслами и гончарным делом. Но Сбыслав вынашивал далеко идущие планы.
За глаза князя величали Кривым, вкладывая в это нелестное прозвище все свое отношение к тщеславному и двоедушному человеку, путь которого никогда не был прямым, а руки чистыми. Сбыслав был вторым в роду после старшего сына Боривита Далигора. Именно Далигор по закону племени имел право на княжение. Однако после смерти верховного князя кривичей Сбыслав не пожелал подчиниться брату. В самый разгар погребальной тризны, он тайком бежал в городец Кремень, что находился на самом ополье с голядью, и там принялся собирать вокруг себя оружных людей. Местным князькам Сбыслав обещал вернуть вольности, которые отнял у них Боривит. Так младой княжич взял под свою руку немалую гридню, а со стороны зазвал чудинов и мещеру.
Тем временем Далигор воссел на княжение, и ближники его в один голос принялись убеждать князя наказать Сбыслава. Дружина Боривита встала за плечом Далигора со всеми боярами, поднаторевшими в походах и сечах. Сбыслав не мог не понимать, что сила не на его стороне. Собранные им вои были явно не чета бывалым кметам[47] отца. Прикинув это, Сбыслав послал к князю бирюча[48], объявив, что готов повиниться перед братом и распустить своих людей. Чтобы придать веса своим словам, он отправил с бирючом дары: мещерских соболей, подводу с медом и наложницу Ожегу чудинского племени.
Сбыслав просил князя встретиться с ним в месте Заячий Бугор у истока Полоты — древнем сходище вождей, где некогда сбирались пращуры кривичей, ильменцев и радимичей для решения родовых споров. Там теперь стояло малое село из пяти изб, в котором старый Боривит пару раз останавливался, отправляясь на большие ловы за реку. По условиям Сбыслава каждый из братьев должен был прибыть с десятком воев, чтобы доказать искренность своих намерений.
Далигор и Сбыслав встретились тепло, полюбовно решили все недоразумения, что встали промеж них стеной. Так думалось Далигору, согласившемуся отметить мировую шумным пиром и весельем. Сбыслав признавал старшего брата князем и обещался служить ему, не щадя живота, за что и получал прощение. В селе гуляли до утра. Потом Далигор отправился почивать со своей новой наложницей Ожегой, которую привез с собой на Заячий Бугор. Поутру он и сам не домыслил, каким образом оказался связанным по рукам и ногам. Чудинская девка, подаренная Сбыславом, исправно сделала свое дело, спеленав мирно почивавшего князя крепкими хомутами. А хмельных гридней Далигора перебили вои Сбыслава, спрятанные для этой цели в ближней березовой роще.
Сбыслав не преступил через родную кровь и не лишил брата жизни. Он ослепил его и продал ливам, которые увезли старшего сына Боривита на Обильный Остров у побережья. Там ему было суждено провести остаток дней, промывая рыбу и мельча соль. Старейшины, бояре и кривичская дружина, оставшиеся без князя, склонили головы перед Сбыславом.
Новый князь навел порядок в весях союза сильной рукой и приступил к воплощению мечты отца — постройке неприступного столичного городца, который он решил назвать Полоцком. Со всеми несогласными и строптивыми соплеменниками Сбыслав расправлялся жестко, незамедлительно гася любой очаг смуты. В то же время князь очень зорко наблюдал за своими соседями, не упуская возможности вмешаться в их дела.
Первые слухи о людях с севера — неустрашимых и беспощадных — сразу привлекли его внимание. На побережье Варяжского Моря вот уже почти два столетия хозяйничали дружины отчаянных воев из племен бодричей, ретрян и варинов. Эти набежники словенских и балтских родов были умелыми мореходами, а укрепленные городцы их вытянулись от Поморья до озера Нево. Однако с недавних пор их стали теснить новые дружины, приплывавшие с полунощных берегов Варяжского Моря. Ильменские словене называли этих людей урманами и рассказывали совершенно невероятные истории об их свирепом нраве и ратной силе.
Говаривали, будто появились новые дружины после долгой войны на севере, когда бывшие собратья, ходившие в одни походы с варинами, или варягами, взбунтовались против недавних друзей и изгнали их с земель, которые ранее вместе захватывали и грабили. Лодьи новых хозяев моря были больше варяжских, а вои кровожаднее и напористее. Облагая данью словенские и финские веси, урмане лютовали на землях разрозненных племен, разрушали варяжские тыны, варяжских же ратников переманивали в свои отряды. Они дотла сожгли городец Старая Ладога на Волхове, возведя на его месте свою крепость, а свой главный стан разбили на острове Гаутланд, вытеснив оттуда варяжские дружины. Несколько раз словене с Приильменья и Белоозера собирали ополчение, чтобы отразить набеги чужаков, однако терпели от них жестокие поражения.
Мысль нанять на службу гридню столь ярых кметов показалась Сбыславу очень соблазнительной. В Ладогу он отрядил боярина Торопа — человека сметливого и умеющего вести хитроречивые беседы. Тому удалось сговориться с одним из урманских князей Олавом Медвежья Лапа, дружина которого только недавно вернулась из успешного похода и жаждала отдыха. Щедрыми обещаниями и посулами Тороп соблазнил урман, заставив их прийти в землю кривичей.
Ватаге северных воинов было позволено поселиться у Сорочьего Дола — на опольной меже с мерянами, что находилась в десятке верст от городца Угрим, и разбить там свои вежи. Челядины князя доставляли в стан все необходимое. Теперь, имея под рукой столь крепкую силу, князь мог чувствовать себя уверенно. А уже совсем скоро подвернулся случай использовать иноземцев для своей выгоды.
Свои глаза и уши водились у Сбыслава во многих соседских весях. Благодаря им он быстро узнавал о самых важных событиях. Как-то вечером в княжеский терем доставили человека от радимичей, который принес неожиданную весть о князе Званимире, с которым Сбыслав никогда не ладил. Званимир со всей дружиной возвращался из похода на сиверов, груженый большой добычей. По слухам, его комонники, преследуя отступающих вражеских воев, случайно провалились на берегу реки Сев в глубокую пещеру, полную золота. Богатство неведомого древнего урочища, открывшегося их глазу, было столь велико, что вывозил его Званимир на дюжине крепких подвод, запряженных тягловыми лошадьми. На обратном пути сиверы попытались отбить добычу, сумев потрепать гридней Званимира и ранить самого князя, однако радимичи благополучно добрались до своих владений.
Родной край, между тем, встретил своего князя неласково. Воспользовавшись его отсутствием и близостью к озарским[49] землям, старейшины на южной окраине подняли бузу. Так и пришлось Званимиру спешно высылать на ее подавление большую часть дружины во главе с воеводой Молнезаром, которая сразу увязла в кровопролитном противостоянии с озарами и примкнувшими к ним старейшинами. Сам же он, страдая от воспалившейся раны плеча, задержался в слободе Осиная Пустошь. Там, под защитой тына и нескольких гридней, остались и подводы с золотом.
Сбыслав едва сдержал себя, чтобы не рассмеяться от радости. Это была удивительная возможность разом заполучить огромную добычу, да еще и поквитаться с ненавидимым им Званимиром, которого князь кривичей всегда опасался. Золото непременно нужно было присвоить, а Званимира умертвить, лишив радимичей могучего вождя. Только сделать это надо было чужими руками, чтобы не накликать большой войны. Вспомнив про урманский отряд Олава, Сбыслав горячо возблагодарил богов. Именно таким безрассудным людям была по плечу столь рискованная затея. Урмане были чужаками, о которых в полуденных землях почти ничего не знали.