Заталкиваю его в карман и нервно отряхиваюсь, ворча:
– Гадость какая…
– Пошли вон, – чеканит Коля, отпуская руку первого, – и чтобы когда мы выйдем, вас уже не было.
– А не боишься выйти и получить пулю в лоб? – язвит первый и получает рукояткой пистолета в висок, мгновенно обмякнув и свалившись на пол.
Второй кривит губы и легонько пинает его носком ботинка, но реакция отсутствует.
Я же всеми силами пытаюсь удержать челюсть на её законном месте.
– Найди себе напарника посообразительнее, – иронизирует Коля. Поворачивается ко мне, мягко улыбается и спрашивает: – Пойдем?
Скупо киваю и иду вслед за ним, покосившись на второго, который облокотился плечом на стену с ужасно недовольным лицом и, судя по всему, прикидывал: вытаскивать первого из подвала или проще дождаться, когда тот очухается?
Едва мы выходим на улицу я делаю небольшой шаг в сторону и иду в некотором отдалении от Коли, что не остается незамеченным: он моментально сталкивает брови к переносице и скашивает на меня взгляд, но с комментариями медлит до тех пор, пока я не сажусь в машину и не пристегиваюсь.
– В чем дело, Варь? – интнресуется недовольно, а я сажусь к нему вполоборота и вновь задаю вопрос, на который, как думала, знаю ответ:
– Кто ты такой?
– Знакомились утром. Хочешь еще раз?
– Хочу услышать увлекательный рассказ откуда у тебя пистолет и прочие навыки.
– Если мужик умеет за себя постоять – это преступление? – приподнимает бровь, а потом перегибается через меня и открывает бардачок. Роется там, даже не пытаясь скрыть раздражение, достает какие-то бумаги и бросает их мне на колени. – Разрешение на ношение оружия. По-моему, где-то там даже до сих пор лежит справка, что я не псих.
– Допустим, разрешение есть, – киваю и сую бумаги обратно, даже не взглянув, – это не объясняет зачем он тебе.
– У меня свое дело, – замечает с укором, – не Бог весть какое, но мое и мне бы хотелось, чтобы так и осталось. Тачки, бывает, прикатывают дорогие и платить за них, если кто-то решит угнать, мне совершенно не хочется. А живу я прямо над мастерской, ты бы знала об этом, если бы хоть раз потрудилась зайти в гости, хотя бы из любопытства.
– Лучшая защита – нападение, – фыркаю и закатываю глаза, но успокаиваюсь. – Отвезешь меня домой?
– А, я понял, я снова персона нон-грате, – ехидничает, заводя машину. – Конечно отвезу, Варь. И продукты я не себе купил, у меня все есть. И да, кстати, пожалуйста.
– Спасибо, – отвечаю серьезно и морщусь: ему все-таки удалось меня пристыдить. Поэтому, когда он заносит продукты и ставит пакет в прихожей, самую малость заискиваю: – Пройдешь?
– Нет, – бросает сухо и выходит, толкнув дверь с обратной стороны, но она не закрывается до конца, и я вижу, как стремительно он спускается. Пожалуй, когда сосед его провожал было даже медленнее.
Закрываю за ним дверь и говорю укоризненно, глядя на себя в зеркало:
– Помощниками не разбрасываются.
А потом несусь к окну на кухне, которое выходит во двор, и успеваю заметить, как он садится в машину. Хлопает дверцей и резко стартует, скрипнув резиной.
Причина такого поведения мне непонятна и думать об этом не хочется, а вот кушать – очень. Поэтому приоритетом номер один становится разбор сумки с продуктами. Не собираюсь голодать в свой последний день. Или сколько мне там предначертано извращенной фантазией больного ублюдка.
Едва в моем животе оказывается еда, включается уснувший от голода мозг.
А что, если стервятники на самом деле никакие не стервятники, а надзиратели? Они таскаются по пятам и заставляют следовать правилам не потому, что рассчитывают, что кто-то дойдет до финиша. Второй ведь так и сказал, что расстроится, когда я отправлюсь вслед за остальными играющими. Тогда, выследив их, можно понять, кто все это затеял. Только как это сделать? Да и мужчина с шахматной доской вел себя странно, а выглядел еще более странно: как будто он играл строго по сценарию, безотносительно обстоятельств. Кому это может быть нужно? Все эти сложности, для чего? Неужели в самом деле для раскрутки популярности какого-то клуба? Так он и три месяца назад, когда только открылся, был на пике, и два, когда подруга затащила меня туда. Хотя, народу стало несколько больше, я отметила это еще когда танцевала в клетке, но стоят ли пара десятков человек, купивших там выпивку, таких трудозатрат? Если мужчина – актер, а стервятники – надзиратели, то это работа, за которую также нужно платить.
Был еще один вариант: тот, кто это затеял, просто псих. Чокнутый сукин сын, которому плевать на деньги, у него их столько, что стало скучно. Вряд ли бы нашлись идиоты начать эту игру зная о последствиях, если бы сокровища не были реальностью. То есть, выходит, человек, как минимум, богат. Вот если бы у меня был хоть один знакомый богач, тогда можно было бы поспрашивать его о ему подобных, но, так как такового не имелось, было принято единственное возможное решение – снова поехать в тот шахматный клуб.