Однако в это время руководство страны не было расположено дразнить рабочих рискованными экспериментами в социальной сфере. Ельцину «популярно объяснили», что он со своей инициативой «не ко времени». В конце декабря «Свердловский обком» вынужден был проинформировать ЦК о снятии своих предложений [452]. Но это вовсе не означало, что Ельцин отказался от идеи круговой поруки. Она продолажала сохраняться на многих предприятиях Свердловска. Ельцин ждал, когда в Кремле утвердятся люди, готовые более благосклонно рассматривать «крутые меры» по укреплению трудовой дисциплины.
Снова к своей «инициативе» Ельцин вернулся через пару лет Председатель ВЦСПС С. Шалаев рассказывает: «была такая инициатива Свердловского областного комитета партии: «Трудовой дисциплине — гарантию трудового коллектива». Прекрасный, как видите, смысл, лозунг. Но, как всегда у нас бывает, хорошую идею можно опорочить каким–то неправильным осуществлением. И в Свердловске начали из этой хорошей идеи развивать массовое движение, чтобы каждый трудовой коллектив поддержал. Надо за дисциплину отвечать всему трудовому коллективу, в том числе и материально. Давай возьмем обязательство, подпишем его — если в нашем цехе кто–то прогулял, то мы все несем ответственность. Моральную (что мы его не воспитали) и материальную: обязуемся отказаться ото всех премиальных вознаграждений за этот месяц. Кстати, эти обязательства были отпечатаны типографским способом — только фамилию свою ставь.
Это было грубейшее нарушение законодательства. Лишать рабочего заработанных денег нельзя. А у Бориса Николаевича была идея распространить этот почин на весь Советский Союз. И мы не поддержали эту инициативу. Мы ему это объяснили». Но объяснение Шалаева не убедило Ельцина и Лигачева, поддержавшего инициативу введения круговой поруки не только в Свердловской области, но и во всей стране. Пришлось собирать совещание по этому вопросу, на котором против свердловского почина выступили представители прокуратуры, Верховного Совета и министерства юстиции. Решили ограничиться «моральной ответственностью» [453]. Ельцин потерпел поражение в столкновении с «бюрократией», заботившейся о соблюдении законности. Но главный результат был достигнут — Ельцина еще раз «заметили».
В январе 1984 г. в область прибыл Е. Лигачев, который провел ее доскональную инспекцию. В 1984 г. Ельцин был избран членом Президиума Верховного Совета. Встал вопрос о переводе свердловского секретаря в Москву.
Горбачев утверждает, что кандидатура Ельцина вызывала некоторые сомнения, связанные с его неадекватным реагированием на критику, а также с состоянием здоровья. Однажды Ельцин внезапно покинул заседание Верховного Совета, «опираясь на чью–то руку. Многие заволновались — что произошло? Доброхоты успокоили: ничего, мол, особенного, подскочило давление. А земляки улыбались: с нашим первым случается, иной раз перехватит лишнего. Поскольку в памяти всплыли эти факты, я решил побеседовать с Рыжковым, он ведь в бытность руководителем Уралмаша был членом Свердловского обкома…
— Наберетесь вы с ним горя, — ответил Николай Иванович. — Я его знаю и не стал бы рекомендовать» [454]. Но Горбачев уже привык опираться на психологически чуждых ему «пуритан», расчищавших дорогу реформам. Поэтому судьбу Ельцина решило заступничество Лигачева, которому в этот момент нужен был человек–таран. Горбачев вспоминает о беседе с Лигачевым после его возвращения из Свердловска:
— Я здесь пообщался, поговорил с людьми. Сложилось мнение, что Ельцин — тот человек, который нам нужен. Все есть — знания, характер. Масштабный работник, сумеет повести дело.
— Уверен, Егор Кузьмич?
— Да, без колебаний [455].
С приходом Горбачева к власти Ельцин был вызван на работу в Москву, что во многом определило и дальнейшую судьбу страны.
Глава IV
Завинчивание человеческих гаек
10 ноября 1982 года был День советской милиции. Мы ждали традиционного и объявленного заранее праздничного концерта. Обычно он радовал зрителей относительной смелостью острот и обилием эстрадных звезд — могущественное ведомство могло позволить себе подобное меценатство. Но концерта не было. Вместо него дали революционный фильм «Человек с ружьем». Зашедшая к нам соседка объявила последнюю новость — концерт отменили в связи с самоубийством члена Политбюро Кириленко, который не смог пережить перебежку своего сына к американцам.
У Кириленко действительно были в это время неприятности, но стреляться он из–за них не стал, а просто ушел на пенсию. Истинную причину изменений незыблемой в те времена телевизионной программы мы узнали на следующий день.
Погода была хорошая, и мы с приятелем прогуливались по необъятным пространствам Выставки достижений народного хозяйства. Репродуктор не переставал передавать классическую музыку. Я рассказал спутнику о вчерашней новости. В этот момент стали передавать траурное сообщение. Сначала следовала длинная череда чинов и званий покойного. Что–то многовато для Кириленко. Неужели Сам.
Имя Брежнева, прозвучавшее из репродуктора, означало, что старой жизни приходит конец. Хорошей ли, плохой ли — но размеренной и стабильной — ее уже не будет. Мы спускались вниз по эскалатору метро, глядели в лица пассажиров и наполнялись странным чувством причастности к страшной государственной тайне, которую встречный поток народа еще не знал. Был нажат спусковой механизм, смысл и направление движения которого нам был неведом.
В институте, мы застали, естественно, всеобщее обсуждение случившегося. Обсуждался, по существу, один вопрос — «Кто будет?».
— Андропов, — уверенно ответил студент Боря Еременко.
— Почему?
— Потому что в истории побеждает тот, за кем стоят большие батальоны.
17 ноября Интернэшнл Херальд Трибюн поведала: чиновники администрации Рейгана сообщают, что эксперты разведок и специалисты по советским делам были удивлены, как далеко шагнул Андропов на путях установления своего доминирующего влияния. Еще за несколько дней до смерти Брежнева разведслужбы доложили Рейгану, что после смерти Брежнева к власти придет триумвират. То, чего не знали американские аналитики, знал простой советский студент–историк.
22 ноября Андропов собрал Пленум ЦК, чтобы провозгласить новый курс. Успокаивая партийную элиту, привыкшую к стабильности брежневских времен, Андропов говорил о преемственности курса, но подчеркивал в словах предшественника критические нотки: «Члены Центрального Комитета хорошо помнят последние выступления Леонида Ильича Брежнева, его записки в Политбюро ЦК по вопросам экономического развития. Вопрос им ставился так: на съездах партии и пленумах ЦК мы выработали научно–обоснованную экономическую политику, взяли курс на повышение эффективности производства, его интенсификацию. Но перевод на эти рельсы нашего хозяйства, поворот к эффективности, осуществляются все еще медленно» [456].
Андропов довольно далеко зашел в разборе причин торможения интенсификации. Среди них назван и святая святых — механизм планового хозяйства: «чтобы внедрить новый метод, новую технику, нужно так или иначе реорганизовать производство, а это сказывается на выполнении плана. Тем более, что за срыв плана производства спрашивают, а за слабое внедрение новой техники — ну самое большое, что пожурят» [457].
Андропов решился наконец занять пустующую нишу стратега, так как советское общество уже не могло развиваться по инерции. Ему была жизненно необходима стратегия. Уже при Брежневе стало заметно техническое отставание СССР от Запада, где проходила новая научно–техническая революция. Ее характер, связанный с ускорением обмена информацией, внедрением гибких сетевых структур, не был осознан советским руководством. Оно пока не было склонно менять социальную структуру, систему управления, а надеялось централизованно «внедрить» современную технику. В итоге СССР уперся в НТР как в барьер, который не мог преодолеть. А без этого отставание СССР становилось все более очевидным даже в главном — в военной технике. Андропов считал, что необходимо напрячь все силы, мобилизовать все резервы, чтобы преодолеть кризисную черту. Фактически уже в этой речи была сформулирована политика ускорения: «Намечено ускорить темпы развития экономики, увеличить абсолютные размеры прироста национального дохода,… напряженные задания должны быть выполнены при сравнительно меньшем увеличении материальных затрат и трудовых ресурсов» [458].