Этого только и ждал Амба. В два прыжка очутился он на спине оленя, в несколько хваток раздробил ему позвонки и сломал шею. Олень упал мертвым. Амба наелся парного мяса и лег на траве невдалеке от своей жертвы. Но пользоваться сытым блаженством ему довелось недолго.
Пока он нежился на прохладной земле, по следу его брел огромный бурый медведь. Широкие лапы под полутонной черной тушей утопали в моховой подушке. Десятисантиметровые когти зловеще постукивали о корни деревьев и камни, лежащие на тропе. Медведь был голоден. Он знал, что тигриные следы приведут его к сытному обеду, и не ошибся. Резкий запах свежего мяса заставил его остановиться и принюхаться — кроме изюбрятины, пахло тигром.
О своем появлении «хозяин тайги» оповестил глухим грозным ревом, от которого задрожали листья. Поднявшаяся дыбом шерсть на его загривке увеличивала и без того высокий полутораметровый рост медведя, стоящего на четырех лапах. Он требовал своей доли и в случае отказа был готов на битву. Будь тигр голоден, он, может, и принял бы дерзкий вызов, но перегруженный желудок не располагал к драке. Глухо ворча, Амба уступил медведю свою добычу и ушел в сопки.
Свои охотничьи места Амба обошел за несколько дней. Иногда его дневные переходы превышали десятки километров. В течение месяца он поймал двух изюбрей и одного крупного кабана, но полностью съесть свою добычу ему не удавалось. По его следам ходил медведь. Чувствуя инстинктивно в шатуне более сильного противника, Амба уступал ему, но злость все больше наполняла тигриное сердце.
Наступила осень. С дубов начали осыпаться коричневые желуди, на лозах винограда красовались черно-синие грозди ягод. Спокойствие леса стало нарушаться выстрелами охотников. Среди следов обитателей Катэна появились новые — следы человека. Амбу не пугали эти следы, но им овладела какая-то смутная тревога, которая боролась с любопытством. Однажды ночью он долго шел по следу человека. Подойдя к ключу, Амба увидел крохотную избушку. Из железной трубы летели искры и пахло дымом, как в тот год, когда горел лес. И хотя тигр не боялся огня, этой крохотной избушки, ему не понравилось соседство с человеком, и он ушел прочь.
Теперь добывать пищу стало труднее. Опавший и смерзшийся лист шуршал даже под бархатными лапами Амбы. Кабанов и изюбрей тревожили охотники и их собаки. Тигр часто ходил голодным.
Как-то, идя по гребню сопки, Амба издали увидел бредущего гималайского медведя, принадлежавшего к той породе полудревесных медведей, которых тигр неоднократно добывал себе на обед. Не подозревая об опасности, гималайский медведь приближался к залегшему за валежиной тигру. Он подбирал на ходу опавшие желуди и так увлекся этим занятием, что подошел совсем вплотную к своему врагу. Глухо рявкнув, Амба в один громадный прыжок вскочил на медвежью спину и запустил в нее клыки и когти. Не ожидавший нападения медведь от страха и боли взревел, шарахнулся под откос. С крутого склона горы звери кубарем скатились в ключ. Здесь медведю удалось вырваться из тигриных объятий, и он побежал в гору, но скоро был настигнут тигром и сбит с ног. Звери опять скатились в ключ. На этот раз клыки тигра вонзились в шею медведя. Немало был потрепан и Амба. Не обращая внимания на свои раны, он принялся за жирную медвежатину. Два дня возвращался тигр к своей добыче, и, когда остались от медведя голова, лапы да крупные кости, которые даже в мощных челюстях тигра не раскалывались, Амба покинул глухой ключ. После жирной пищи ему не хотелось есть несколько дней, но зато пил он много.
Вскоре выпал первый снежок. С удовольствием покатавшись на нем, словно играющий котенок, тигр разлегся под старым тисом, где не было снега. Лес теперь далеко просматривался. Одни его обитатели откочевали в южные страны, другие — впали в спячку. Увеличилось число ворон, слетавшихся к тигру, как только он добывал крупного зверя. Еще больше стало охотников. Их выстрелы часто нарушали сон Амбы, заставляя его настораживаться.
В середине зимы выпал глубокий снег. Местами сугробы превышали рост тигра, и ему трудно было делать длинные переходы. На снегу спать он не мог и потому пользовался гайнами кабанов. Но даже в мягких кабаньих берлогах, где обычно он спал днем, когда скупое на тепло зимнее солнце освещало лес, тигр изрядно мерз и с наступлением сумерек отправлялся бродяжничать. Он любил ходить по медвежьим следам и кабаньим тропам, а если встречал след охотника, то шел и по нему. Ходить по чужим следам было легче, да и добыча попадалась чаще.
Вот и теперь Амба шел кабаньей тропой. Словно проложенная по компасу, она тянулась на запад. Вскоре тропа исчезла, распавшись на несколько отдельных следов. Пройдя по одному из них, Амба обнюхал куст бересклета. Ветки его были недавно обломаны, но не валялись на снегу. Видимо, их унес кабан к гнезду, которое могло быть где-то поблизости. Тигр шел очень осторожно, поминутно принюхиваясь и прислушиваясь.