Не забывай меня.
Обессиленно сгорбившись, я села на край постели.
Не забывай меня, Лессандир. Дай-ка ладошку... Видишь? Да, это тебе. Она умеет петь. Она открывает запертое. Она развеселит и поможет. Она твоя.
Она моя.
- Леста...
Очнулся. Он смотрел на меня из глубин белоснежной подушки, сам зеленовато-серый как мертвец, причем несвежий мертвец. Грязь и кровь с пепловой физиономии я стерла, но это мало помогло - глаза у него провалились, кожа обтянула череп, волосы мышиными хвостиками прилипли ко лбу. Под одеялом задвигались руки - бродяга ощупывал себя.
- Три ребра сломано, - сказала я. - Пить хочешь?
Он облизнул сухие губы.
- Хочу.
Я принесла чашку с водой и помогла ему напиться. Он откинулся на подушку, тяжело дыша. Помолчал, глядя мне в лицо. Потом не выдержал:
- Нашла?
- Нашла.
- Почему... не спрашиваешь?
- А я знаю, откуда она у тебя, что тут спрашивать. У меня один вопрос - почему ты мне ее после суда не отдал?
- Он сказал... - Пепел на мгновение опустил веки. - Ты сама ее найдешь. Так или иначе. Сама... найдешь.
- Провидец чертов. - Я встала, чтобы поплотнее прикрыть ставни. На улице было уже совсем темно. - Забавник, холера, сосулька северянская. Геро Экель, пропасть. По прозвищу Амаргин. Ты знаешь найлег? Что значит - Амаргин? Я не ошибаюсь, это ведь найлег, а не андалат?
- Это не андалат, - вздохнул Пепел. - Но и не найлег. Это более древний язык. Скорее всего... это какое-то производное... от слова "эмарх", что значит "грядущий день". По-просту "завтра".
Ерунда какая-то. Я пожала плечами. Гори он синим пламенем!
- Как ты вообще? - Я повернулась к поэту. - Чувствуешь себя как?
- Как дурак. - Он выпростал из-под одеяла руку и потер лицо. - Как последний кретин.
- Это само собой. А печенки-селезенки как себя чувствуют? У тебя кроме порезов еще синячище огромный. Что там внутри - не прощупаешь. Как бы не отбило чего ценного.
- Ценного не отбило, - ухмыльнулся больной. - Выше просвистело.
- Дубина. Помочиться не хочешь?
- Пить хочу.
- Это понятно. Сейчас принесу. Будешь у нас винище хлестать. Крови из тебя вытекло, друг любезный, просто ужас сколько.
- Винище... - Пепел закрыл глаза. - Это хорошо. Ради винища я и в койке... поваляюсь. Там более, если прекрасная госпожа... сама мне его поднесет.
Изгвазданный роб я сняла и снова засверкала неизменно девственным платьем. Одна надежда - что в Мавер еще не долетела весть о сбежавшей ведьме. А если и долетела, то меня с ведьмой не соотнесут - все тут уже знали, как мы помогали псоглавцам с чудовищами воевать. А разве ведьмы воюют с чудовищами? То-то.
Еще с лестницы я услышала гвалт. Зал внизу был переполнен. Где тут мой названный братец? Стоя на несколько ступенек выше, я пыталась разглядеть новоявленного родственника. Рыжих тут... каждый третий. А-а, вон там, недалеко от камина, вроде бы кукушоночья голова маячит. За столом у него еще куча народу. Напоят парня, если уже не напоили.
Я начала пробираться в ту сторону, мимоходом отбиваясь от хватающих рук.
- Детка, ты куда?
- Эй, красоточка! Обернись! А что у меня есть!
- Двенадцати саженей, вот те святой знак!
- ...стая чертей летучих...
- Че ж ты мимо-то, эй! Заворачивай сюды!
- Ставлю свой нож техадской стали против твоей дырявой шляпы...
- Он прекрасен как... как корабль под всеми парусами. Как солнце! Я тебе говорю, он прекрасен, как тысяча звезд...
А вот это уже Ратер. Это его захлебывающийся голос. Навалившись грудью на стол, тиская обеими руками кружку, мой герой втолковывал что-то чернявому молодчику, насмешливо скалящему зубы. Гуляки вокруг только похохотывали.
- Волосы у него как ворох мечей, и звенят как струны, как колокольца, и каждый - острее острого. В очах - тьма бездонная, брови как крылья чаячьи, а в лицо смотреть больно, сияет оно ярче пламени, так ослепнуть можно, слышишь, сил нет смотреть, и глаз не отвести...
Что он несет? С менестрелем нашим переобщался? Пьян совсем?
- Ратери!
Кукшонок дернулся, оглянулся на меня. Скулы у него горели, глаза были какие-то безумные, и зрачки прыгали. Точно, нализался. Еще наговорит тут лишнего...
- Тебя Пепел зовет, - сказала я. - Поднимись к нему.
- Пепел? - Кукушонок лихорадочно облизнулся. - А. Да. Какой Пепел?
- Ты что, братец, перебрал? Пепел еле дышит, того гляди Богу душу отдаст. Иди, поговори с ним.
- Он умирает?
Кукушонок моргал. Я прикусила губу.
- Надеюсь, что нет. Он зовет тебя. Поднимись наверх. У тебя ноги отнялись?
- Да, - кивнул парень. - То есть, нет. Не отнялись. - Он глянул на собеседника. - Я сейчас.
- Иди, иди, - махнул рукой чернявый.
- Возьми ему вина! - крикнула я в кукушоночью спину. - Извините. - Повернулась к ратеровым собутыльникам. - Мой брат пьян.
- Ничего, - сказал чернявый. - Ему сегодня можно.
Я вздрогнула. На меня глядели огромные черные глаза. Насмешливые, яростные, дикие. Нечеловеческие глаза. Глаза принцессы Мораг.
- Привет, малявочка, - ухмыльнулась она. - Надеюсь, ты посидишь с нами? Не сбежишь?
Мораг всего лишь чуть-чуть изменила голос. И подрезала волосы - теперь они едва касались плеч. Полузаживший шрам на щеке превращал принцессу в бандита. Я тяжело хлопнулась на место Кукушонка. Слов у меня не было.
- Мое имя - Мараньо Ранкахо. Для тебя, малявочка, просто Мареле. Эй, цыпа, - она ухватила пробегающую мимо прислугу за локоток. - Принеси нам винишка поприличнее. Хесера белого.
- Ты уж спрашивал, господин, - запищала прислуга. - Хесера не держим, при всем нашем почтении. Есть красный рестаньо, ежели не побрезгуешь.
- Тащи рестаньо, каррахна. П-п-провинция, порядочного вина днем с огнем...
- Ты, южанин, это самое! - возмутился морагов сосед, кудрявый парень в большой родинкой над верхней губой. - Того-этого! Город наш не замай. Мы, можа, и провинция, зато у нас драконы в лесах водются! Слыхал, какие? Тыщща мечей из его торчит! А у вас на югах тока рыбы-каракатицы...
- Слышал. - Мораг как бы невзначай провела пальцем по шраму. - Дракон ваш - на самом деле не ваш, а амалерский. А к вам недавно переполз. Так что нечего нос задирать. Один у вас дракон, да и тот приблудный.
- Сам ты приблудный! - оскорбился кудрявый.
- А я где хочу, там и блужу, - Мораг перегнулась через стол и внимательно посмотрела на соседа.
Кудрявый смутился и сунул в рот кусок хлеба.
- А суккуба летучая? - толстенький мужичок, что сидел напротив, нахмурил бровки и стукнул кружкой об стол. - Дева нагая красоты непомерной, с крылами драконскими, с ногами козьими, при львином хвосте, и о шестнадцати рогах? Суккуба-то точно нашенская, чем хочите поклянусь. Дракону на подмогу прилетела, во как.
- Это не суккуба, - возмутилась я. - Кто ей рога считал? Нет у нее рогов. И ноги у нее не козьи.
- А вот девка-то суккубу сама видала! - Обрадовался толстячок. - Расскажи про суккубу, девка!
- Да не суккуба это!
- Да кто, раз не суккуба?
- Горгулья она. Или, как господин перрогвард сказал - мара. Никакая не суккуба.
- Суккубы днем не лётают, Вершок, - умиротворяюще прогудел еще один сосед, до глаз заросший рыжей бородой громила. - Суккубы по ночам в окошко лазают. Отвори окошко на новолуние, черную свечку запали, да позови: "Суккубочка-суккубабочка, прилетай, голубочка, тут тебе медом намазано, маслом смазано, дегтем подмазано, снасть вся налажена, тебя тока нет". Она и прилетит.
- Че, правда? - уставился на него Вершок.
- А то! Спытанное дело. Тока снастю и впрямь намазать надо. Маслом, медом и дегтем. Угу.