- Так ты пойдешь с нами, Малыш?
Стыдно бросать двух соплюшек на произвол судьбы. Пойду. И знаешь что, Лесс? В следующий раз принеси мне хлеба. Белого. С корочкой. Ненавижу сырое мясо...
* * *
Мораг мне пришлось догонять - она не стала дожидаться, когда я распрощаюсь с Эрайном. Разговаривать тоже не пожелала, и на мои вяки только бросила коротко: "Заткнись". У края леса она посвистела сквозь зубы, подзывая жеребца и вывела его из-под деревьев на обочину дороги. Сперва без всякого почтения забросила на круп меня, потом сама взлетела в седло.
- Пшел!
Я уцепилась за принцессин пояс. В волосах ее, прямо перед моим носом что-то торчало. Я выхватила это "что-то" двумя пальцами.
- Мораг... - голос у меня охрип.
- Что еще?
- Перо. Вороново перо. В волосах у тебя.
Она повернулась в седле и сцапала у меня находку. Повертела, рассматривая.
- Ну и что. Какая-то птица уронила, когда я по лесу шарахалась.
- Может быть. А может быть это знак, что Вран тебя услышал.
- Ну, услышал. Толку-то... - Но перо она не выбросила. Заткнула за ухо. - Вперед, Гриф.
- Стой!
- Каррахна, что опять?
Я завозилась и сползла с гладкого крупа на землю.
- Мне надо. Сейчас!
- Да чтоб тебя! Только что по кустам бродили...
Я вломилась в подлесок. Несколько шагов, чтобы только отойти от дороги. Прислонилась спиной к стволу.
Сердце стучало так, что я ничего не слышала кроме этого стука. Кровь пульсировала в сжатых кулаках, словно рвалась у меня из рук живая струна. Сейчас. Сейчас. Надо отдышаться.
Я втянула побольше воздуха, слизнула пот с губы.
- Ирис.
Ночь стучала в висках, на краю зрения плавали багровые пятна.
- Ирис. Откликнись. Ты же слышишь меня, я знаю. Пожалуйста. Пожалуйста...
Закрыла глаза - пятна сползлись в дрожащий пурпурный занавес.
- И-ири-и-и-ис!
Глупо орать в темноту. Глупо стучать в закрытую дверь. Не хотят тебя видеть. Не-хо-тят!
Но свирелька... Я пощупала ее сквозь платье - вымытая, вычищенная, на новом шнурочке, она согрелась и заснула на моей груди как уставший зверек. Не забывай меня.
Забудешь тебя, хол-л-лера. Как же!
Я отлепилась от ствола и поплелась обратно к дороге.
* * *
- Яви-илась. Я уж думал, не возвернешься. На кой ляд вам с ейным высочеством два дурака, болящий да бестолковый?
Я была уверена что Ратер давно спит, глухая ведь ночь на дворе, но он сидел на краю постели рядом с Пеплом и держал на коленях миску с водой. Вода пахла уксусом. В комнате вообще тяжело пахло. Потом, болезнью, немощью.
- Как он?
- Плохой совсем. Лихорадка у него. С койки сковырнулся, так его валандало.
Я подошла поближе - влажная тряпица закрывала певцу лоб и глаза, но щеки провалились, рот был по-рыбьи открыт, а губы осыпало пеплом. Пеплом. Он и впрямь был похож на сеющий сизую труху отгоревший уголек.
Я подняла тряпицу - Кукушонок тут же взял ее у меня из рук и макнул в миску. Поднялся, уступая место.
- Укатила с высочеством - ищи ее свищи. Мужики внизу говорят - южанин на сеновал сеструху твою сволок. На сеновале нет никого. А конюший говорит - южанин с девкой вообще со двора уехали. Куда, зачем? У меня певун твой в жару мечется, че с им делать? Пока я тут круги наворачивал, он с койки скинулся. Мычит, бормочет. Еле его обратно заволок, даром что кожа да кости. Куда тя принцесса таскала?
- Это я ее таскала. В лес. К мантикору.
Кукушонок негромко присвистнул.
- Нашли Малыша?
- Нашли. Уговорили за нами идти. - Я полюбовалась на болящего. Болящий еле дышал. Да-а... не далось ему даром падение с койки. Недоглядели. Ты и недоглядела, Леста Омела, лекарка для бедных. На твоей совести сия развалина. - Только мы завтра никуда не поедем, Ратери. И послезавтра тоже. Ты поил его?
- Винишка с водой развел. Вон стоит.
- Молодец. - Я нагнулась, погладила влажный лоб. - Пепел, бедолага, птичка певчая... в разнос пошел. Не было печали, черти накачали. Жар спал, но, боюсь, не надолго.
Пропустила сквозь пальцы редкие слабые волосы, расправляя их по испятнанной мокрым подушке. Что ж у тебя за увечья внутри, кроме сломанных ребер? Кровь застоялась там, где удар пришел? Внутренности измяты? Сейчас еще добавил, чтоб мало не показалось? Эх ты, герой с дырой...
- Слышь, сестренка. А что здесь принцесса делает?
- Поехала встречать... постой! - я недоуменно моргнула. - Ты ее узнал?
- Ясен пень, узнал.
- Пропасть. Она же под чужим именем, вроде как инкогнито.
- Да ее никто не признал. Я тока. И не сказал никому.
- И не говори. Но если ты узнал, другие тоже узнают.
- Да не... - Ратер вдруг зарумянился, отвернулся и принялся крутить пальцем в миске, полоская тряпицу. - Тут половина людишек высочество наше в глаза не видели, а половина на парня и не посмотрят. Чтоб признать, пристальней смотреть надо. В глаза смотреть, а не на одежу и не на мечик.
- А ты в глаза смотрел? - Я отобрала у него миску, выжала тряпку и положила Пеплу на лоб.
- Ну так... куда надо, туда смотрел. - Кукушонок дернул плечом. - Ты давай, сказывай, что тут высочеству надобно.
- Поздно уже, спать пора, а то завтра будем как вареные.
- Мы ж никуда не едем.
- Да, верно.
Мораг не будет нас ждать. Сорвется и укатит. Может, и правда оставить певца нашего с Ратером? Он парень старательный, руки откуда надо растут. Выходит птичку певчую, с ложечки отпоит. Я тут не слишком-то и нужна. Если что, Кукушонок сиделку наймет. Деньги у него есть, папашка отсыпал, да и псоглавец расщедрился. У парня и на лекаря хорошего в кошеле хватит. Потом вернусь, проверю как они тут без меня.
- Ратери...
- Бросить нас с певуном решила, да? - Он смотрел исподлобья, нахохлившись как пес. - За принцессой побежишь?
- С чего ты взял?
Мне удалось не покраснеть, но глаза я отвела. "Бросить"! Я вовсе не собиралась...
- Ну звиняй, сестренка. Примерещилось.
Он улыбнулся.
Я тоже улыбнулась, куда деваться. У меня никогда не было брата. Никогда раньше не было. Вот и не уследила, как завелся...
Глава 31
О клетках
- Осторожней, амбал криворукий! Правый край выше подними. Правый, я сказала!
- Правая рука, - слабым голосом пояснил Пепел, - это та, в которой ты, милейший, ложку держишь.
"Милейший" - звероватого вида слуга из таверны - только сопел, пытаясь половчее развернуть самодельные носилки. Я руководила погрузкой нашего больного в фургон.
- Ага, ага, вот так. Ратер, теперь втаскивай. А ты, господин Подзаборник, помолчал бы. Тебе шевелиться нельзя.
- Я только языком и шевелю, прекрасная госпожа. А в остальном как агнец смирен и терпелив.
Под утро Пепел пришел в себя и ему вроде бы стало получше, но сейчас опять возвращался жар. На скулах у бродяги горели пятна, глаза блестели нехорошо, а язык болтал без устали.
Оттолкнув слугу, я залезла в фургон. Кукушонок отвязывал жерди от куска мешковины, на которой лежал наш больной.
- Тебе удобно? - Я поправила шерстяное одеяло, потрогала горячий пеплов лоб. - Зря мы это затеяли. Надо было остаться.
Ратер отдал жерди слуге, взял у него сумку с провизией и присел на корточки у задка фургона.
- Остаться еще не поздно, сестренка.
- Ле-еста! - капризно протянул больной. - Ты же обещала, что твой волшебный мантикор посмотрит мои болячки. А лежа в гостинице, я дождусь только пиявок и кровопускания. Поехали!
Он прав, я опять наобещала помощи от Эрайна, не спросясь самого Эрайна. Но кто дырок-то в поэте понавертел? Вот пусть теперь сам залечивает. Я понятия не имела как там у Малыша с целительством. Вран и Амаргин лечить умели, может и Эрайн успел хоть немного научиться?
Я махнула рукой:
- Поехали.
Ратер перепрыгнул бортик. Чуть погодя фургон снова качнулся - Кукушонок влез на козлы.
- Открывай! - крикнул он слуге. Лихо щелкнул вожжами. - Нн-но!
Повозка тронулась и потихоньку покатилась. Я вытащила приготовленную флягу, смочила платок и пристроила Пеплу на лоб.