- Вот! - Эльго щелкнул волосатыми пальцами. - Вот именно! Э-э... Кхм-кхм... - он закатил глаза, набрал в грудь побольше воздуха, взмахнул флягой и заревел:
- Я выйду, мама,
С рассветом рано,
Сорву я розу
Алее раны.
Я выйду, мама,
С зарею светлой,
Сорву я розу
Свежее ветра...
Хитро прищурился на меня и добавил громкости:
- Ай, садочек под горой
Сторожит садовник злой!
Мне захотелось зажать уши.
- Покойников распугаешь, - вякнула я. - Расползутся как тараканы...
- Покойники - свои люди, - отмахнулся грим. - Я зря, что ли, стараюсь? Ты давай, слушай что там надо слушать...
Зачем мой милый
Залог свой просит -
Цветную ленту,
Атласный пояс?
Зачем мой милый
Обратно просит
Атласный пояс
С каймою пестрой?
Ай!!!
Садочек под горой
Сторожит садовник злой...
Он меня просто оглушил. Я сжала виски. В пальцы толкалась кровь. Эхо, где эхо? Я искала пространство отголосков, но навязчивый ритм крови путал и отвлекал.
Я стиснула зубы. Стук, стук, стук... До, ре, ре диез...
Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа...
- Есть!!! - задохнулась я. Вскочила, указывая трясущимся пальцем. - Там! Там!
- Где? - воодушевился грим. - В городе?
- Нет, дальше. За городом. За рекой. На западе. Пойдем! - я схватила его за рукав. - Бросай все! Пойдем скорее!
Я потащила его по тропинке к оврагу, к ветхому мостку через безымянную речку. Мне было совершенно все равно что мостик пляшет и извивается под ногами. Через новое кладбище мы бегом пробежали. Мимо будки сторожа - к портовой площади.
Пока мы пили трофейное вино на могиле, на город спустились сумерки. Над рекой повисла луна, низкая и прозрачная, словно вырезанная из шелковой органзы. Ворота были распахнуты, везде сверкали огни. В воздухе висел неумолчный гомон. На площади горели костры, сразу с нескольких мест, перебивая друг друга, лилась музыка. Возбужденную разряженную толпу в разных направлениях то и дело прошивали длинные вереницы танцующих. Россыпью сверкали разноцветные фонарики на мачтах, река была усеяна лодками - большими и маленькими, с парусами и без.
- Не слишком-то я люблю проточную воду, - бурчал грим, проталкиваясь к спуску на причал. - Прямо скажем, не мое это дело, по рекам плавать... Вот ежели ты сама меня перевезешь, тогда другой разговор...
- А мостик-то перешел.
- Так то моя территория.
- Нам надо нанять лодку... только я без гроша. Эльго, у тебя есть деньги?
- А как же. Дай-ка ладошку...
Он схватил мою протянутую руку и сунул здоровенный свой кулачище мне в ладонь, заставив обхватить его пальцами. Глянул поверх моей головы и присвистнул:
- Эгей! Вот это да!
Я обернулась, но ничего особенного не увидала. Взглянула на своего спутника - и разинула рот.
Он исчез. А в руке у меня лежал кошель величиной с детскую голову. Или с кулак Эльго. Судя по его тяжести, под завязку набитый монетами. Гуляющие толкались вокруг, разговаривали, смеялись... никто ничего не заметил.
Первый же лодочник, увидев серебро, сделал приглашающий жест. Прижимая к животу кошель, я забралась на корму.
- На ту сторону. И побыстрее.
- Барышня хочет полюбоваться на "огневое колесо"?
- Не хочет. Мне надо на ту сторону реки. Если поспешишь, получишь в два раза больше.
Он сел на весла и принялся выгребать из лабиринта снующих туда-сюда суденышек.
- Что же за дела такие срочные, что в разгар праздника ты город покидаешь, а, барышня? - не унимался лодочник.
- Не твое дело.
- Ой, как грубо! Как невежливо! Да еще в такой день. Святая Невена отвернется от тебя, барышня.
Я пожала плечами. Порт, сверкающий россыпью цветных искр, вместе с громадой города медленно отплывал назад. С реки было видно, что периметр городских стен украшен цепью огней, а на башнях горят костры.
Лодка остановилась, приподняв весла над водой.
- Может, подождем, красавица? - улыбнулся лодочник, - Скоро "огневое колесо" запустят. Грех такое пропускать!
- Греби себе, не тормози. Обратно поплывешь - любуйся на здоровье.
- Никак за тобой волки гонятся? - он снова взялся за весла.
- Никто за мной не гонится.
- Так куда же ты спешишь?
- На Кудыкину гору.
- Ох и гневна госпожа! Ох и резка! Просто оторопь берет.
Я решила молчать и не поддаваться на провокации. Перевозчик, наконец, заткнулся.
Вскоре лодочка заскользила вдоль противоположного темного берега. Я не знала, что находится на этом берегу, потому молчала, позволяя пристать где удобно. Лодка косо вошла в тростники, перевозчик спрыгнул в воду и подтащил ее туда, где посуше.
- Приехали, барышня.
Я вылезла, опираясь на его руку. Берег оказался кочковатый и мокрый. Вокруг стеной стоял камыш.
БАЦ!!!
От удара по затылку в глазах у меня вспыхнуло огневое колесо. Кошелек вырвали из рук. Я грохнулась на колени, а сзади воздух сотрясся от невыносимо низкого рева. Сдавленно пискнул человек, затрещали камыши, плеснула вода, и рев повторился. Теперь он больше походил на хохот.
Держась за голову я кое-как поднялась. В руку ткнулся холодный песий нос.
- Ты цела? - прохрипел Эльго, быстро-быстро дыша. - Опередил меня, подлец. Я ведь чуял, что он затеял... Ты тоже хороша - деньгами перед носом размахивать.
- Да из тебя кошель получился как мешок с репой! Куда бы я его спрятала? Под юбку?
- Ой, только не подумай что мне впервой заглядывать под женскую юбку. Я там как дома, считай. - Пес фыркнул и лизнул мне ладонь. - Ладно, не сердись. Голова-то цела?
- Вроде цела.
Я пощупала затылок, огляделась. В двух шагах в камышах валялось что-то белое.
- Ты его что... насмерть?
- Да нет, придушил маленько. Скоро оклемается. Пойдем. Куда нам?
Я прикрыла глаза. Сердце колотилось в едином ритме - до, ре, ре диез...
- Туда. Это довольно далеко. Пойдем скорее.
Хлюпая по болотистым кочкам, я полезла сквозь осоку и череду. Берег понемножку поднимался.
- Далеко, говоришь? - окликнул Эльго.
- Кажется, да. Там какое-то поселение... или хутор...
За спиной у меня что-то зашумело, раздалось фырканье.
- Эльго? - я обернулась. - Высокое небо!
Теперь это был крупный теленок... молодой бычок, черный как смоль, с курчавой челкой между небольшими, но остро сверкающими, словно полированными, рогами. Раздвоенные копыта лаково блестели в темной траве. От него крепко, вызывающе пахло разгоряченным животным. Прекрасные коровьи глаза тлели сумрачно-алым.
- Э-эх, - рыкнул он вновь изменившимся голосом и копнул копытом, снеся кочке лохматую голову. - Гулять так гулять! Полезай, подруга, на спину.
Легко сказать - полезай. Я и на лошади ездок аховый, а на инфернальных бычков даже в бредовых снах не забиралась. После нескольких неудачных подскоков мне таки удалось лечь животом на эльгову спину. Спина у него оказалось просторная как тахта. На всякий случай я уселась по-мужски - мне казалось, что так устойчивей. Высокая бычья холка поросла шерстью, в которую я с благодарностью накрепко вцепилась. Инфернальный бык всхрапнул, чуть присел на задние ноги - и рванулся вскачь. Ночь, покачиваясь, понеслась мимо.
- Вперед, - приговаривала я, ощущая как ширится и расцветает в груди восхитительно-черная бездна, где стучит, звенит многоголосое эхо: "Фа, соль, соль диез..."- Вперед, голубчик. Никуда не сворачиваем...
Я пригнулась к эльговой спине. Темнота летела в лицо, хлеща ветками. По вершинам деревьев скакала луна, пятнистая будто кошка, льдисто подтаявшая с одной стороны. Хрустели кусты, где-то в глубине лесного мрака вскрикивали птицы. Потом лес оборвался, и мы помчались по лугу, седому от легшей росы, оставляя позади себя вспоротую темную колею.