- Утро доброе, прекрасная моя госпожа! А ты ранняя пташка... хотя, вижу я следы бессонной ночи на твоем светлом лице.
- Здравствуй, Пепел. Чем здесь сегодня кормят?
- Жареная рыба очень неплоха. - Авторитетно заявил певец, хотя на его столе наблюдались только кувшин с вином и кружка. - Слоеные лепешки с сыром выше всяких похвал. Нашла ли госпожа свое сокровище?
Он показал глазами на расшитый золотой канителью кошель, который я, за неимением пояса, держала в кулаке.
- Увы. Я искала его всю ночь. Нашла лишь это.
Пепел озадаченно нахмурился:
- "Нашла"?
Подбежала знакомая девочка-прислуга и я велела принести жареной рыбы, лепешек и вина. Пепел выжидающе глядел на меня. Щасс, держи карман, расскажу тебе, где таких толстеньких кошелечков водится видимо-невидимо.
Я бросила кошелек на стол, он глухо звякнул.
- Я бы отдала его целиком за мою свирельку. И еще столько же сверх того.
Бродяга сглотнул, туда-сюда дернулся кадык на тощей шее.
- Госпожа... ты просишь меня отыскать свирель?
Подошла служанка с подносом. Замелькали ловкие девчоночьи руки, расставляя оловянные тарелки, а Пепел все смотрел на меня сквозь это мелькание с совершенно непонятным выражением на лице - то ли радости, словно означенный кошелек был уже у него за пазухой, то ли ужаса, словно его посылали на бой с драконом, вооружив только ореховой палкой, прямо отсюда и прямо сейчас.
Я дождалась, когда служанка отойдет и спросила:
- А ты возьмешься за это дело?
Он, рывком подавшись вперед, наклонился над тарелками так низко, что неопрятные кончики волос едва не обмакнулись в сметану, которой щедро была полита жареная рыба. Зрачки у него расширились, почти скрыв рыжее пятно в правом глазу.
- Возьмусь!
Я пододвинула тарелку к себе, пока в нее не нападало пепловых волос. М-да... вот это алчность... Или ему и впрямь что-то известно? Может, он связан с городскими ворами и попрошайками, даром что в Амалеру недавно прибыл, а братия эта не хуже крыс знает все тутошние ходы-выходы. Это было бы неплохо... очень даже неплохо. Я отложила ложку:
- По рукам, Пепел.
Мы скрепили договор рукопожатием. Ладонь у певца оказалась чистая, но холодная и влажная, и какая-то уж чересчур хрупкая, будто ящеричья лапка.
Некоторое время я копалась в рыбе, а Пепел смотрел в кружку, хмурился и шевелил бровями.
- Эгей! - гаркнул кто-то едва ли не над самым ухом, я чуть рыбьей костью не подавилась. - Гля, парни! Это ж та ведьма, что Гафу Медарову накаркала! Это ж она, парни, я ее с закрытыми глазами узнаю!
Посреди почти опустевшего зала топталась шестерка молодых оболтусов в нарядах ярких, однако порядком уже заляпанных и несвежих; некоторые буйные головы сохранили суконные шапки с хвостами, а двое даже щеголяли каким-то странным оружием, размерами скорее напоминающим меч, чем кинжал. Компания явно вчера не допраздновала и продолжала искать приключений. Мне они очень не понравились.
Я им, видимо, тоже.
- И впрямь, Донел, она. Я точно помню - ткнула она эдак в Гафа пальцем и говорит: гореть тебе ныне в адском пламени, Гаф! И Кику Ржавому тож сказала: берегись!
- И чо?
- А не чо! Гаф теперь червей кормит, а Ржавый обезножел, вот чо. Ведьмища она, вот чо! Гафа Медарова погибель - ейных рук дело!
- Так это... псоглавцев, что ли, звать, раз ведьмища?
- Вот еще. Сами разберемся, не таким хвосты крутили.
Я украдкой взглянула на Пепла. Тот сидел, деревянно выпрямившись, белый, как стена, словно это ему собиралась крутить хвост недогулявшая компания. Я заметила, что ни один из парней не был как следует трезв. Впрочем, как следует пьян тоже никто не был.
- Назад! - рявкнула я пробирающемуся между столов в нашу сторону лопоухому. Рожа его была мне смутно знакома, видимо, он тоже сидел тогда в "Колесе" вместе с покойным Гафом. - Назад, говорю! Хочешь, чтобы я и тебе накаркала? Сейчас накаркаю, мало не покажется!
Лопоухий затормозил, но его товарищ в сбитой на затылок фиолетовой шапке выхватил длинющий кинжал и завопил:
- Холодное железо! Вот чем у нас ведьм крестят!
Я вскочила, стрельнув глазами вправо, влево, до двери далеко, до лестницы наверх еще дальше, дорога в любом случае перекрыта...
- Ты! Будешь первый! Ты, смерд, чьим рукам по праву полагаются навозные вилы, посмевший поднять меч на женщину... - Он попер вперед, я схватила со стола тарелку с объедками и запустила ему в голову. - Ты будешь первый! - заорала я, срываясь на визг. - Тебя сожрут крысы!
- Окружай ее, ребята! Не дрейфь! Нечистый железа боится!
Последние посетители разбежались по углам, маленькая служаночка из-за кухонной двери подавала мне какие-то знаки. Лопоухий, осмелев, отшвырнул с дороги скамью. Второй меч-кинжал покинул ножны. Холера черная!
До меня вдруг дошло, что показывает служаночка.
Окно за спиной!
Подхватив подол, я прыгнула на свой табурет, с него - на стол... в это мгновение проявил себя позабытый мною Пепел. С неожиданной для своего возраста прытью, он метнулся вперед, навстречу фиолетовой шапке, легко отбил руку с мечом, а другим концом посоха врезал ему под дых. С моей стороны в голову лопоухому полетел кувшин, тому, кто лез справа - полная кружка.
- Леста, окно! - крикнул Пепел, с несусветной скоростью размахивая своей палкой.
Я развернулась, пытаясь ударом ноги вышибить ставень... не тут-то было! В Амалере строили добротно, на века, и уж не женской ножке суждено было нанести сей постройке какое-либо повреждение. Я судорожно зашарила в поисках щеколды... Сзади невнятно завопили, что-то загремело.
Мельком оглянувшись, я увидела, что Пепла прижали спиной к столу, но своей палкой он пока умудрялся сдерживать два меча и восемь, или сколько их там... кулаков.
Щеколда нашлась, обрывая ногти я рванула ее - и распахнула окно.
- Пепел!
Тяжелый кинжал свистнул, косо перерубая посох, бродяга остался с двумя обломками в руках. Взрыв радостных воплей.
- Уходи, Леста!
- Пепел!
В этот момент он упал. Я не поняла, как это случилось, он вдруг сильно откачнулся вправо, словно уклоняясь от удара - и скрылся за краем стола. Компания разом заголосила, сгрудившись в тесном проходе, кто-то рванул ко мне - и получил коленом в подбородок.
Они ж его убьют!
Беги, дура!
Убьют же...
Все поплыло перед глазами, воздух сделался плотным и соленым, будто морская вода, я разинула рот, чтобы крикнуть - и вцепилась в него зубами. Сцена вдруг накренилась и начала проваливаться куда-то в подпол, словно я смотрела в длинную трубу, по гладкой стенке которой медленно съезжали, вяло шевелясь, пестрые фигурки.
- Мааа... беее... ааа...
Тяжко, смазано, глуша биение сердца, колотился в ушах мучительно медленный бас, словно пытался заговорить каменный великан.
Глубоко-глубоко под ногами, меж объедков и винных пятен, я разглядела толстенького моллюска в шитой золотой канителью раковине. Нагнулась, протягивая удлиняющуюся на глазах руку - сквозь вязкие пласты течений, сквозь путаницу водорослей, сквозь лохмотья тины... рыбий скелет облекся плотью и скользнул прочь... тарелка распалась двумя половинками пустой перловицы. Пальцы зачерпнули песок и донный мусор вместе с золоченой раковинкой - и отправили их широким, неспешно оседающим веером прямо в лупоглазые лица, слипшиеся гроздью воздушных пузырьков. Рыжая и черная муть, клубясь, потянулась со дна.
- Ээээааа... раа... ооо...
Округлое тельце моллюска медленно взорвалось, сначала бархатно-бурой, а затем масляно-золотой вспышкой, на мгновение распустившись лохматым солнечным георгином - и каскадом хлынуло, пролилось вниз, звенящим шелестом перекрыло мучительное мычание великанского голоса.
- ...!!!
Я покачнулась, едва удержавшись на столе. Горло саднило так, словно я кричала на ветру... а в проходе между столами, там, где только что топтались шесть человек, возвышался курган золотых монет.