– Мне что, – проворчал Чилини, – но народ собрался, буду подавать на стол.
– Я сейчас, уже иду.
– Ты где?
– В зимнем саду.
– Счастливец, – выдохнул Роберто.
Зимний сад в какой-то мере напоминал ему его солнечную родину, и он был благодарен хозяину за то, что тот позволял время от времени бывать в нем своей обслуге, конечно, под присмотром Захара, чтобы, не дай бог, не нанесли саду какого-либо урона.
В это время в хозяйской столовой обед был почти завершен. Все разношерстное семейство находилось в благостном настроении и охотно предавалось общению.
Тон задавала дочь хозяина поместья Евгения Валентиновна Бельтюкова.
Она вернулась из магазина в приподнятом настроении и на обеде была особенно весела.
Взгляды всех родственников невольно устремлялись к девушке.
Она была довольно красива. Синие глаза окаймляли темные ресницы, которые не нуждались в туши, брови были изогнуты дугами, маленький курносый носик не портил овальное лицо. А грива пепельных волос придавала Евгении легкое сходство со сказочной красавицей Мальвиной.
Характер Евгении не доставлял окружающим особых забот, хотя в широко распахнутых глазах всегда читалась жажда. Жажда новых впечатлений, любви, нарядов и всего прочего, что можно было купить на деньги отца или завоевать собственной внешностью.
Для Валентина Гавриловича Бельтюкова дочь была утешением, надеждой, пупом земли и центром вселенной. То есть всем тем, вокруг чего вращалась его жизнь после кончины жены. Даже свой бизнес он пестовал и расширял исключительно ради благополучия дочери.
Его личные амбиции и так уже были удовлетворены с лихвой.
Дядя Евгении Филипп Яковлевич Бельтюков – двоюродный брат ее отца – тоже обожал племянницу. Своих детей у него не было.
Племяннику Бельтюковых, сыну их сестры Мирону Ильичу Порошенкову обожания доставалось меньше. Возможно, потому, что он был мальчиком, и с него, с точки зрения братьев Бельтюковых, следовало спрашивать больше.
Но материально он был обеспечен родным дядей не хуже Евгении.
К сестре Мирон относился с легкой снисходительностью старшего брата, хотя Евгения была моложе всего на два года.
На все ее попытки время от времени помыкать им Мирон отвечал ироничной улыбкой.
Василий Афанасьевич Артамонов – отчим Мирона – был человеком степенным и слегка суховатым.
Однако было заметно, что он благоволил пасынку и при любом спорном случае занимал его сторону.
Евгении он, конечно, демонстрировал полное обожание и умилялся любыми ее выходками, начиная с раннего детства и заканчивая сегодняшним днем.
Свою вторую жену, Веру Максимовну Артамонову, он любил искренне и верно.
Да и как ее не любить, если она моложе его на 15 лет, хороша собой, всегда ухоженна и внимательна к нему.
Вера же Максимовна относилась к Евгении не столько как тетка, сколько как старшая подруга.
Почти членом семьи считалась и домоправительница Серафима Оскаровна Нерадько, на глазах и отчасти на руках которой выросла Евгения, а затем и поселившийся в доме дяди Мирон.
Серафима Оскаровна не делала различий между детьми, была в меру строга и справедлива.
К тому же у нее была собственная дочь Инна, которую она растила одна.
И только щедрая помощь хозяина помогла Нерадько дать Инне все необходимое, в том числе хорошее образование.
В настоящее время Инна проводила отпуск подле матери в доме Бельтюкова.
Правда, обедать Инна предпочитала вдвоем с матерью. За хозяйский стол ее никто не приглашал, а есть вместе с обслугой она считала ниже своего достоинства. А так как Инна не умела или не хотела скрывать свои чувства, то и служащие Бельтюкова относились к ней сдержанно. От демонстрации неприязни большинство из них удерживало только нежелание ссориться с Серафимой Оскаровной.
Но в часы досуга, когда домоправительница их не видела и не слышала, люди не отказывали себе в удовольствии и охотно перемывали кости Инне, говоря с усмешкой, что, выбравшись из грязи в князи, девчонка задрала нос.
Инна же, игнорируя обслугу, не спускала глаз с Евгении…
Чего скрывать, она завидовала дочери хозяина. Инна считала себя ничем не хуже ее.
Она и впрямь имела отдаленное сходство с Евгенией, его можно было заметить, пристально присмотревшись к обеим девушкам.
Глаза, ресницы, губы…
Вот только нос у Инны был толстоват, из-за чего в детстве мальчишки дразнили ее уточкой.
И пышные волосы были, как у матери, каштанового цвета с солнечным отливом.
Во время обеда Инна специально прошла мимо столовой, где собралось все семейство. Двери были приоткрыты, и девушка хорошо слышала смех и голоса. Она даже успела разобрать несколько реплик.