— Очень трогательная история, — сказал стражник, шмыгнув носом. — Клянусь, я буду вспоминать о той, которая так тебя любила, варвар. Давай их сюда.
Конан сунул ему деньги и двинулся было вперед. Алвари жался к его боку.
— Эй, а коротышка? — остановил их стражник. — За него кто платить будет?
— Послушай, дружище, твоя забота о нуждах родного города просто не знает границ. Если бы у меня с собой был вьючный осел, ты и с него бы потребовал денег?
— С осла вряд ли, а с его хозяина…
— С его хозяина ты уже получил, — отрезал Конан.
— Веселый ты бродяга, — сказал стражник. — Смотри только, не обожгись в Хорбуле. Два часа назад через эти ворота прошел отряд человек в пятнадцать. Бравые ребята и все на конях и при саблях. Говорили, что гонятся за одним бандюгой, который опережает их часов на пять. Варвар, говорили, синеглазый и черноволосый, не перепутаешь. Северянин, говорили, с жестким акцентом не пойми какой Варварландии. Наглый, говорили, не по летам.
Конан нахмурился и пошевелил мечом в ножнах. Стражник продолжал невозмутимым, ленивым тоном:
— Ой, чего они только про него не говорили! Ругали на чем свет стоит. Убил их главаря, говорили, перерезал их товарищей и украл их пленника, очень ценного пленника… Грозили переломать ему все кости, не пропустив ни одной, когда отыщут…
— Ха, да ты тоже весельчак, как я погляжу, — мрачно сказал Конан. — От самой Ианты иду, а такой забавной глупости еще не слыхал.
— Ну так теперь услыхал, — сказал стражник. — Бывай здоров, любитель красивых женщин с кругленькими серебряными подружками.
Конан взял за шиворот шатающегося Алвари и вместе с ним вошел в город Хорбул.
Улица кишела народом. Сновали полуголые ребятишки в пестрых набедренных повязках. Трое или четверо неумытых мальчишек привязались к чужестранцам, сверкая белозубыми улыбками на смуглых физиономиях и норовя ухватить Алвари за огненную бороду. Гном вяло отбивался, пока Конан не рыкнул на них на своем языке. Испуганные, дети отстали.
Мимо прошла женщина, закутанная с головы до ног в черное покрывало. Понесла ведро из выделанной кожи…
— Госпожа, — хрипло сказал Конан, останавливая ее. — Дайте нам воды.
Женщина в ужасе шарахнулась от него и побежала, низко склонив голову и мелькая босыми ногами из-под черного подола.
Конан выругался, глядя ей вслед. Они снова побрели мимо глухих стен, обмазанных глиной, из которой торчала солома, мимо низких, тяжелых дверей, украшенных резьбой и сплошь усеянных толстыми медными шляпками гвоздей.
Вдруг Конан резко остановился.
— Лавка, — сказал он. — Сейчас попросим чая и остановимся на ночлег.
Навстречу им выскочил высокий горбоносый старик с черным, морщинистым лицом. Конан показал ему несколько серебряных монет, после чего с грозным старцем произошла чудесная метаморфоза: он расплылся в улыбке, показав два зуба, что у него еще оставались, и начал, кланяясь, отступать назад в лавку. Конан воспринял это как приглашение войти и двинулся на старца. Поскольку старик отступал медленно, а варвар в своем нетерпении шел довольно быстро, то вскоре киммериец уже теснил хозяина лавки могучей грудью, как бы вталкивая его в дверной проем.
Наконец, они очутились в полутемном помещении. Подождав, пока привыкнут глаза, Конан осмотрелся. Помещение было маленьким и тесным. В углу тихонько гудит круглая жестяная печка. На стенах, обмазанных глиной, висят связки синих стеклянных бус, маски с соломенными волосами, кинжалы с костяными рукоятками. В углу лежит охапка вытертых, полуистлевших ковров, в которых, несомненно, кишат блохи.
— Слушай, — сказал Конан внушительно. — Я хорошо заплачу тебе, старик, если ты дашь нам чаю, лепешек и позволишь провести здесь ночь. Мы не грабители, в пустыне мы потеряли лошадей и сами не знаем, как добрались до города…
Старик перестал кланяться и внимательно уставился в лицо Конана черными блестящими глазами. Конан не мог определить, понимает ли хозяин лавки, что ему говорят. Наконец, старик кивнул и стукнул кулаком по стене.
Прибежал полуголый мальчик. Быстро заговорив с ним на глухом, гортанном языке, старик несколько раз ткнул пальцем в сторону своих гостей, а затем толкнул ребенка кулаком в грудь. Мальчик кивнул и ушел. Вскоре он появился опять с чайником и тремя очень грязными чашками. Под мышкой он зажал огромную и несомненно чудовищно черствую лепешку.
Старик цыкнул на него. Мальчик поставил свою ношу на пол, поцеловал морщинистую длань хозяина и снова убежал.
Неторопливым движением старик разлил по чашкам чай.
— День нынче был жаркий, — начал он, — как, впрочем, и вчера — боги послали непереносимую жару нынешним летом. Да и позавчера солнце палило немилосердно.
Глотая скверный чай, в котором плавали палки, Алвари медленно оживал. Он даже приподнялся и поковырял коротким пальцем связку раковин, болтавшуюся на стене. Хозяин сверкнул на него глазами, но Алвари этого не заметил.
— Да, — сказал Конан. — Нам тяжко пришлось из-за этой жары. От самого Секундерама шли без воды.
— Как же это вас угораздило? — ахнул старик, позабыв разом о солидности. Ведь купцы поскупились, не оставили колодцев до Хорбула. Есть два пастушьих колодца, но надо знать, где они, — пастухи там даже ведер не оставляют, свои носят. Да и в
стороне эти колодцы от дороги, их только местные жители и могут отыскать…
— Мы не знали об этом, — Коротко сказал Конан и сам налил себе вторую чашку чая, не дожидаясь приглашения.
— И пешком шли, — сокрушался старик. — Да разве такое можно делать? Дыханье Сэта в нынешнем году особенно жарко. Давно уже не распалялся так злой демон пустыни…
— Из-за демона все и вышло, — вмешался Алвари. Старик заметно вздрогнул.
— Да нет же, — успокоил его Конан. — К Сэту мы не имеем никакого отношения, поверь, добрый человек.
Он оторвал кусок лепешки и засунул его Алвари в рот, чтобы тот случайно не вмешался в беседу еще раз и не перепугал старика окончательно.
— Чужестранцы, будет лучше, если вы скажете мне всю правду, — сказал старик. Он был встревожен. — Я торгую амулетами от дурного глаза и злого духа и немного понимаю в Искусстве. Я не пустил бы вас в свою лавку, если бы не видел, что вы оба умираете от жажды, голода и усталости. В тебе, человек с севера, нет коварства.
— Знаю, — пробурчал Конан. — В детстве меня называли Добрая Душа.
Старик улыбнулся краешком рта.
— Или ты изменился с тех пор, как перестал быть ребенком, или ты уклонился с тропинки правды, молодой воин.
Конан покраснел, надеясь, что в полутьме лавки это не будет слишком бросаться в глаза. Однако старик, кажется, заметил его смущение, потому что усмехнулся уже открыто.
— Рассказывайте, что произошло с вами в пустыне. Только учтите, лучше бы вам мне не лгать. К сожалению, я столько лет занимался простенькой магией, что научился видеть людей насквозь. Картина отнюдь не отрадная…
— Ладно, — пробубнил Конан. — Что там долго рассказывать. Я ел изюм. Плюнул косточкой. Попал в безмозглого ифрита. Я же не знал, что он сидит на земле в невидимом состоянии и отдыхает после сытного обеда!
— Не оправдывайся, — сказал старик. — Что сделано, то сделано. В следующий раз будешь плеваться осторожнее.
— И я то же говорил, — вставил Алвари, но тут же снова был заткнут лепешкой.
— Я, конечно, вынул меч и пронзил его, — сказал Конан. — Но ему это было нипочем. Эх, если бы он был из плоти и крови, мы бы с ним потягались!..
— Не отвлекайся, сын мой. Я знаю, что тебе под силу прикончить дюжину казаков с Запорожки…