И тем не менее это длилось. Длилось вот уже больше двух лет. И сейчас, греясь на сентябрьском солнышке на балконе «Зоны деформации», одного из многочисленных кафе на Главной улице Воздушной Гавани, Эстер невольно начинала верить: может быть, это навсегда. Она сжала руку Тома под столом и улыбнулась своей скособоченной улыбкой, а он посмотрел на нее с такой же любовью, как тогда, когда она в первый раз его поцеловала, освещенная сполохами МЕДУЗЫ, в ту ночь, когда погиб его родной город.
Этой осенью город Воздушная Гавань направился к северу и теперь завис в нескольких десятках метров над Мерзлой равниной, в то время как мелкие города-кладоискатели, которые провели на льду короткие месяцы полярного лета, собрались внизу, чтобы распродать свои находки. Один задругим воздушные шары поднимались к причальным стойкам летающего города-порта, из них высыпали живописные торговцы артефактами олд-тека — высоких технологий Древних — и принимались на все лады расхваливать свой товар, едва успев ступить на палубу из листовой стали. Ледяной север — отличная охотничья территория для тех, кто собирает образцы забытых технологий, и сейчас эти господа предлагали на продажу детали Сталкеров, аккумуляторы от магнитных ружей и всякую всячину, которой вовсе нет названия — разрозненные обломки полудюжины погибших цивилизаций, даже несколько фрагментов древнего летательного аппарата, который пролежал во льду, никем не потревоженный, с самой Шестидесятиминутной войны.
Внизу, куда ни глянь, — на юг, на восток и на запад — простиралась Мерзлая равнина, теряясь в дымке на горизонте; холодная, каменистая местность, где восемь месяцев в году правят боги льда и где уже местами белел снег на дне перекрещивающихся траншей, оставленных движущимися городами. На севере высились черной базальтовой стеной Таннхаузеры — цепь вулканов, обозначающая северную границу Охотничьих земель. Некоторые вулканы были действующие, над ними покачивались столбы серого дыма, словно колонны, поддерживающие небо. Между этими столбами Эстер и Том с трудом различали сквозь пелену вулканического пепла белые просторы Ледяной пустоши, где двигалось что-то огромное, грязное и неумолимое, словно сошедшая с места гора.
Эстер вытащила из кармана пальто подзорную трубу, приложила к глазу, покрутила колесико, наводя резкость, пока размытая картина вдруг не стала четкой. Она смотрела на город: восемь ярусов фабрик, и рабских бараков, и труб, плюющихся сажей, с вереницей воздушных кораблей-паразитов, идущих следом и извлекающих ценные минералы из выхлопных газов движущегося мегаполиса; далеко внизу, похожие на призраки за туманной завесой из снега и каменной пыли, вращались огромные колеса.
— Архангельск!
Том взял у нее из рук подзорную трубу.
— Ты права. Летом он держится поближе к северным отрогам Таннхаузеров, пожирая города-кладоискатели, которые он подстерегает у перевалов. Полярная шапка сейчас гораздо толще, чем была в древности, но в некоторых местах лед все-таки слишком тонок, чтобы выдержать вес Архангельска до наступления зимы.
Эстер засмеялась:
— Всезнайка!
— Я же не нарочно, — сказал Том. — Ты помнишь, я раньше был подмастерьем-Историком? Нac заставляли вызубрить наизусть список Великих Движущихся городов мира, и Архангельск там стоял одним из первых. Вряд ли я мог его забыть.
— Выпендриваешься, — проворчала Эстер. — Вот был бы это Зимбра или Занне-Сандански, посмотрела бы я на тебя тогда!
Том снова стал глядеть в подзорную трубу.
— Со дня на день он поднимет гусеницы, выдвинет железные полозья и покатит гоняться за ледовыми городами и городами-снегоходами…