— Поступило сообщение с «Морского странника II», — сказал он. — Адресовано вам, Джек.
Прочтите, пожалуйста.
— «Дендрохронологическая лаборатория ММУ. 02.12. по Гринвичу. Анализ пробы дерева, взятой в Илулиссатском фьорде, показал, что дерево — скандинавский дуб, вероятно норвежский. Интенсивное обугливание вызвано возгоранием. Дерево срублено в 1040 году с погрешностью 10 лет».
— Так я и думал! — возбужденно воскликнул Джек. — Мы близки к археологической находке столетия. — Правда, чтобы сделать это открытие, ему, вероятно, опять придется привыкать к клаустрофобии, которое неизменно сопутствовало ему в закрытом тесном пространстве. И все же, несмотря на эту боязнь, ему не терпелось пробраться в ледовые недра айсберга и узнать его тайну.
Джек нагнулся, поднял два шланга, составлявшие единое целое, вставил их в отверстие в шлеме, под подбородком, после чего занялся переговорным устройством, приведя его в действие. Он видел, что Костас делает то же самое. Джек встал со скамьи и уселся на край бассейна, опустив в него ноги. Удивительная прозрачность воды показалась похожей на небо, которое видит парашютист перед прыжком с самолета. Джек кивнул Бену, опустил большие пальцы рук вниз, давая понять, что собирается уйти в воду, и перевел взгляд на Костаса.
— Готов? — спросил Джек.
— Готов! — отозвался Костас.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Человек в черной сутане неторопливо направлялся к главному входу Апостолического дворца, ничем внешне не отличаясь от иезуитов, круживших у входа. Он уже оставил толпу около собора Святого Петра и успел пройти первое охранение, у бронзовой входной двери. Сейчас он приближался к штаб-квартире Коллегии кардиналов, откуда Ватикан распространял свое католическое влияние даже на самые удаленные уголки мира.
Вход в помещение охраняли два швейцарских гвардейца со скрещенными алебардами. Оба были пышно одеты и могли, пожалуй, сравниться с солдатами элитных частей времен Возрождения, если б не автоматы, висевшие у них за спиной. Начальник караула взял у иезуита удостоверение личности и стал тщательно изучать, сверяя фото на карточке с внешностью предъявителя. Несмотря на жару, иезуит казался бледным как полотно, но это был обычный вид посетителей, приходящих в служебные помещения Ватикана. Начальник караула дал знак своему помощнику, стоявшему у него за спиной, и тот, вооружившись портативным компьютером, определил форму допуска посетителя. Офицер взглянул на экран, вскинул брови от удивления и, вернув иезуиту удостоверение личности, произнес:
— Проходите.
Гвардейцы раздвинули алебарды, и иезуит вошел в дверь, не подвергнувшись непременному обыску и проверке металлоискателем. Он пошел по широкому коридору, свернул налево и наконец подошел к небольшой часовне с узорчатой дверью, у которой высились два подсвечника с зажженными свечами. Иезуит постучал и отворил дверь. В призрачном свете свечей он увидел человека, стоявшего на коленях перед маленьким алтарем. Услышав шум за спиной, человек перекрестился, поднялся на ноги и повернулся к вошедшему. Перед иезуитом предстал высокий седой кардинал в ярко-красной сутане с золотым крестом на груди. На его лице с тяжелым волевым подбородком и коротко подстриженной бородой отражалось надменное высокомерие и уверенность в себе человека, высоко поднявшегося во власти.
— Ваше преосвященство.
Иезуит поклонился и притворил за собой дверь.
— Монсеньор, — ответил кардинал.
Оба говорили по-английски: иезуит — растягивая слова, что характерно для южноафриканского говора, а в речи кардинала слышался североевропейский акцент.
— Он здесь? — спросил иезуит.
— Не беспокойтесь о нем. Он признался и рассказал обо всем. Пришлось применить способы убеждения, опробованные веками.
— А что с другим?
— Вот этим человеком займетесь вы.
Иезуит подошел к кардиналу и опустился перед ним на колени. Кардинал снял кольцо со среднего пальца правой руки и надел на его место другое — плоское и тяжелое, блеснувшее на свету. Иезуит припал к руке кардинала, закрыл глаза и благоговейно поцеловал кольцо, ощутив губами его знакомую форму. Свободной рукой он потрогал собственное кольцо, висевшее под сутаной на шее.
Затем он поднялся на ноги, перекрестился и попятился к двери. Перед тем как выйти, иезуит поднял правую руку, вытянув ее в сторону кардинала, и произнес короткую фразу на языке, который никогда не звучал под сводами Апостолического дворца, да еще вложил в эту фразу кощунственный смысл: