Самолет шел на посадку.
Глава вторая
НОВЫЕ ВСТРЕЧИ
В это необыкновенно жаркое утро, когда бетонная дорожка бакинского аэродрома казалась раскаленной добела, за решетчатой изгородью в группе встречающих самолет стоял молодой человек с букетом больших белых цветов.
Ветер трепал полы шелковой легкой куртки, которая своей белизной подчеркивала загорелое лицо и иссиня-черные волосы. Подняв голову, он всматривался в небо, щурясь от солнца и поворачиваясь в разные стороны, словно ожидая, что самолет может показаться с любой стороны.
В башне аэровокзала на экране радиолокатора по мер-дающему полю побежал силуэт самолета. Вот темное пятнышко скользнуло за экран. Дежурный у локатора выглянул в окно и увидел крылатую тень, бегущую по бетонированной дорожке.
К самолету спешили встречающие. Впереди всех быстро шел человек с цветами.
Спустилась алюминиевая лесенка. В темном овале двери показалась Саида. За ней — Синицкий, с ее ручным чемоданчиком. Он ничего не сказал своей новой знакомой о белом шаре. Может быть, это ему только показалось? Она будет смеяться… Откуда через несколько лет после войны могут быть мины? Да их здесь и не было никогда, в Каспийском море.
Человек с букетом протянул Саиде цветы.
— Разве так можно! Я беспокоился, ждал!
— Знаю, родной, — улыбнулась Саида. — Но ты у меня терпеливый. А вот Александр Петрович телеграммами засыпал…
— Кто?
— Васильев… Но где же мой багаж?
— Он у меня, — проговорил Синицкий, протягивая ей чемоданчик.
— Нет, не этот, — рассмеялась Саида. — Сейчас его получим и отвезем вас в город. Вы же не знаете, где наш институт. Простите, пожалуйста, — вдруг вспомнив, сказала она, — я так вас и не познакомила. Мой муж, инженер Гасанов. Вы, кажется, им интересовались?
Из самолета вышли и остановились в стороне, словно кого-то ожидая, туристы с ружьями в чехлах. Собаки, которых тоже выгрузили из кабины, лениво повизгивая, с высунутыми языками лежали у ног охотников.
Синицкий заметил даму с огненными волосами. Она оживленно разговаривала с туристами. До студента доносились обрывки английских фраз. Он обратил внимание на наряд иностранки. Понизу платья бежали собаки. Они словно набрасывались друг на друга, когда дама резко поворачивалась. Живые собаки, лежащие у ног охотников, недовольно следили за портретами своих сородичей. Видимо, им, так же как и Синицкому, казалось, что такая портретная галлерея на платье не совсем уместна. Студент вспомнил, что однажды видел в театре глупенькую девушку, прельстившуюся подобной модой. У нее по всему платью бродили большие черные коты с высоко поднятыми хвостами. Девушка чувствовала иронические взгляды окружающих и в антрактах уже не выходила в фойе. Синицкий невольно улыбнулся, вспомнив, как он прыснул в кулак, увидев этот кошачий хоровод на платье. Он перевел взгляд на Саиду. Ее простой белый костюм куда красивее.
К самолету по выжженной траве аэродрома бежал юноша, почти сверстник Синицкого. Он, видимо, очень торопился, на ходу выискивая глазами, похожими на блестящие сливы, кого-то среди прибывших. Увидев Саиду, он бросился к ней и обрадованно закричал:
— Салам, Саида! Скорее поедем! Александр Петрович никак не дождется. Каждый день про тебя узнает.
— Какой Александр Петрович? — несколько удивленно спросил Гасанов, поворачиваясь к Саиде.
— Васильев.
— Это тот, что недавно к нам приехал? Откуда ты его знаешь?
— Встречалась в Москве… Синицкий, познакомьтесь: это Нури, техник нашего института.
Тот, видимо, не расслышал Саиду и бросился к носильщикам, разгружавшим самолет.
— Осторожнее! — закричал Нури. — Это вам не кишмиш. — Затем подбежал к одному из них и миролюбиво добавил: — Тут аппараты. Понимать надо… Как хрустальную вазу, перед собой нести… А так, — он помахал рукой в воздухе, — и моя бабушка может.
Синицкий рассмеялся. Нури недовольно взглянул на него.
Бормоча что-то себе под нос, Нури отошел в тень, под крыло самолета.
Несмотря на то что Синицкий и Нури были, вероятно, ровесниками, Николаю казалось, что Нури выглядит старше его. А ему самому так хотелось казаться совсем взрослым, что он даже шляпу купил себе недавно, но ничего не помогало. Глядя на его розовое лицо и большие голубые глаза, как у младенца, никто не давал ему 17 лет. И в трамвае и в автобусе к нему часто обращались: «Мальчик, передайте, пожалуйста, билет!»