— Это кино «Низами». Построено тоже до войны, — сказала Саида. — Вы знаете, что меня удивляет, — с оттенком досады продолжала она: — у нас совершенно не знают этого города. Не знают третьего по величине города нашей страны! Вспомните, сколько написано о других городах. С Ленинградом знаком каждый ребенок. Кто не знает Невского проспекта, Адмиралтейства, Литейного! Кажется, что любой человек, никогда не бывавший в Ленинграде, сможет начертить его карту. Так известен город по литературе, по газетам и рассказам очевидцев. Я уж не говорю о Москве — о ней знают все, и это вполне естественно. Но вот, например, возьмите Киев. Кто не слыхал названия «Крещатик», «Владимирская горка», «Лавра»! Одессу с ее лестницей тоже знают. А кто скажет, какая главная улица в самом большом после Москвы и Ленинграда городе — в Баку?
Синицкий подумал: «А верно, как много еще нужно видеть!» Он не знал, что нефтяной Баку — это прекрасный светлый город, где в зеркало блестящего асфальта смотрятся облака. Он чувствовал себя путешественником, впервые открывшим неведомую землю. Ему еще раз захотелось взглянуть на дорогу. Юноша обернулся назад. Вдали виднелась все та же зеленая машина.
Глава третья
«ПО-МОЕМУ, ОН ФАНТАЗЕР!»
Николай Синицкий сидел на балконе гостиницы. Он нетерпеливо ждал, когда можно будет ехать на праздник к Гасанову. Еще бы! Инженер сам пригласил студента. Наверное, очень хороший человек — Гасанов. Только чем он недоволен?
Синицкий встал и прошелся вдоль каменной балюстрады балкона. Чудесный город! Он впервые видит Каспийское море, суда, далекие вышки. Яхты с желтоватыми парусами робко бродили у берега, как утята. Дым от парохода поднимался столбом, как в морозный день. Было очень жарко.
Он взглянул на набережную. Серебристо-зеленая полоса бульвара, кусты ярко-розовых олеандров, клумбы, какие-то темно-красные цветы, неподалеку белый ажурный переплет водной станции и рядом высилась, как памятник давно прошедших веков, суровая Девичья башня…
Николай сел в кресло, машинально провел расческой по непослушным волосам, затем вынул из кармана диктофон, посмотрел на него, покрутил ручки и подумал: «Что же мне с ним делать? Пока это только записная книжка. Надо что-то придумать. Может быть, вести дневник? Попробуем!» Он включил аппарат и поднес его ко рту.
— Я буду тебе говорить все, что только замечу интересного, а твое дело — записывать. Точка! — утвердительно проговорил он и перевел рычажок.
— Точка! — в той же интонации ответил аппарат.
— Вот и прекрасно! Ты будешь моим дневником. — Синицкий снова передвинул рычажок.
— …дневником, — послушно повторил аппарат.
— Вечером я расскажу тебе все, что случилось за день.
Он положил на колени диктофон и задумался. Видел ли он белый шар? Почему-то встало перед глазами лицо туриста в квадратных очках. Нет… при чем тут он? А зеленая машина? Почему она ехала все время за ними? Чепуха! Обычное совпадение, вот и все… Тут и без этого много непонятного. Чем, например, занимается Саида? Что она делает в институте? И кто же такой Васильев?..
Синицкий сунул аппарат в карман и зашагал по балкону.
Гасанов стоял на дощатом настиле опытного пятидесятиметрового основания буровой вышки. Внизу, под настилом, бродили ленивые волны. Инженер смотрел, как рабочие убирали зеленью вышку к предстоящему торжеству. Рядом с ним, опершись на перила, смотрела на далекий берег конструктор Мариам Керимова.
— По-моему, Васильев фантазер! — резко сказала она. — И мне кажется, что скоро все убедятся в этом.
Гасанов в недоумении взглянул на Мариам. Откуда у этой молодой девушки такие решительные суждения о человеке, которого она почти не знает? Даже он, Гасанов, воздерживается от таких оценок, а Мариам?.. Удивительно! Он помнит ее совсем девочкой, сначала копировщицей, затем чертежницей. Да, смелости и настойчивости у нее не отнять. Дочь старого бурового мастера стала настоящим конструктором, способным решать самостоятельно сложнейшие технические задачи. Но все-таки это не дает ей права говорить так об инженере, у которого она многому может поучиться.
Конечно, годы учебы в заочном институте очень серьезно подкрепили ее знания. О двадцатичетырехлетней маленькой Мариам говорили, как о талантливом конструкторе «без всяких скидок» на возраст.
Гасанов с улыбкой взглянул на девушку, хрупкую и маленькую, с длинными, почти до колен косами, большими темными глазами, которые, как казалось, только одни и могли поместиться у нее на лице. Мариам говорила тихим, несколько глуховатым голосом. Его очень редко слышали даже ее друзья. Многим казалось, что эта молчаливая, слегка мечтательная девушка никак не походила на строгого, серьезного инженера. Но это было именно так.