— Я, например, не очень-то верю в наивность вашего гостя, Джафар Алекперович, — робко вставил свое замечание Синицкий. — Они знают секреты наших побед. Они знают, что нас воспитала партия. — Он задумался, словно что-то вспоминая, затем добавил: — А это все… Такая простая разгадка!
— Да, Николай Тимофеевич, — согласился директор, — совсем простая. Вы еще очень молоды, поэтому можете только по книгам представлять себе, что сделали советские люди, для того чтобы доказать эту простую истину.
— Гордым ходи по земле, Синицкий! — Рустамов обнял его. — Помни, что ты получил хорошее воспитание.
Студент привстал и с радостным волнением посмотрел на парторга. Он перевел свой взгляд на Агаева, затем на Васильева, задумчиво смотрящего в окно. О, как бы он хотел быть похожим на каждого из них!.. Гордость… Какое хорошее слово!
Он вспомнил рассказ о поведении «рыбаков» на баркасе. Как не похожи они на наших людей! Кто бы из нас так мог поступить?
Гордость — хорошее слово. Синицкому есть чем гордиться!
В каюту тихо вошла Мариам и застыла у порога.
Васильев быстро встал, протянул ей через стол обе руки, потом, как бы смутившись, подвинул к себе графин с вином и опустился на место.
Никогда он не чувствовал себя так нелепо и глупо. Ему казалось, что это невольное, порывистое движение, которым он встретил Мариам, было замечено всеми. Да и неизвестно еще, как оно будет принято девушкой, тем более что он совсем не уверен в ее ответном чувстве. А самое глупое произошло потом, что особенно злило инженера. Вдруг руки повисли в воздухе, и он ни с того ни с сего передвинул графин. Какое мальчишество! Этого Васильев не мог себе простить.
Рустамов с укоризненной улыбкой смотрел на Мариам, затем взял ее за руку и подвел к столу.
— А ну-ка ответь, Мариам: сколько можно спать молодой девушке? Он отодвинул стул и посадил ее рядом с Васильевым.
— Вот полюбуйтесь, Александр Петрович, — указал Агаев на Мариам. — Этот конструктор, нарушив все приказания, не сходил с гасановского острова до тех пор, пока мы этого конструктора не сняли оттуда, пользуясь всей полнотой предоставленной нам директорской власти. После чего этот конструктор превратился в обыкновенную девушку, которая проспала… — он взглянул на часы, — ровно четырнадцать часов.
Мариам не поднимала глаз. Только одно мгновение она видела лицо Васильева. Он жив, он здесь, совсем близко, рядом… Она слышит, как стучит его сердце, чувствует теплое дыхание… Вот лежат на столе его руки, пальцы нервно вздрагивают, и хочется Мариам успокоить их, положить сверху свою маленькую ладонь. Как в полусне, она слышит его слова, но не в силах заставить себя приподнять голову.
— Скажите, Мариам, значит у Гасанова все идет успешно? Он бурил вашим электробуром прямо с плавучего острова?
— Нет… — начала Мариам, приподняла голову и сразу же увидела предостерегающий знак Рустамова. — Нет, пока… еще… подготовка…
— Послушайте, Мариам, — вмешался Синицкий, — почему Александр Петрович сказал «вашим» электробуром?
— А как же! — позабыв о своей неловкости, воскликнул Васильев, с уважением и скрытой нежностью взглянув на Мариам. — Она такую вещь с электробуром сотворила, что он перекрыл все существующие скорости. Представь себе, Николай, когда Мариам впервые пришла ко мне, то я никак не мог поверить, что можно было так остроумно и смело разрешить эту сложную задачу. Я был очень удивлен…
— Ай, Александр Петрович! — лукаво взглянув на него, сказал Рустамов и укоризненно покачал головой. — Тебе из подводного дома много ли видно? Я не хочу обидеть Мариам, она сама может сказать, что везде, в каждом городе нашей Азербайджанской республики, да и не только в нашей, а и в любой советской республике, таких девушек, как она, очень много, может быть тысячи… Правда, Мариам?
Девушка отбросила косу назад и утвердительно кивнула головой.
— Даже много красивее. Да?
— Ну, Мариам, с этим ты не соглашайся, — рассмеялся Агаев.
— Смотрите! — пряча свое смущение, воскликнула Мариам, подбегая к иллюминатору. — Туман рассеивается. Скоро выглянет солнце…
Васильев поднялся и стал за спиной Мариам.
Он видел, как ее маленькое ухо вдруг сразу заалело. Это солнечный луч, прорвавшись сквозь тучи, заиграл на лице Мариам, скользнул по щеке и чуть тронул розовую, просвечивающую раковинку. Только ее сейчас видел Васильев.
Девушка боялась повернуться; затаив дыхание, она смотрела в окно.
Синицкий хотел что-то спросить у Александра Петровича по поводу аппарата, выброшенного «рыбаками», но не решился. Он почувствовал, что сейчас Васильеву не до вопросов. Низко наклонив голову, студент стал рассматривать подводную фотокамеру.
«Хитрая штука! — думал он, заглядывая в верхнее отверстие цилиндра. — Это устройство похоже по своей идее на подводный зонд. Ведь подобный аппарат можно отправить на такую глубину, куда не сможет достигнуть батисфера. Жалко, что все это сделано не для науки, а совсем для другой цели…»
Ясно, что «рыбаки» пользовались аппаратом. Но как это доказать? Студент водил пальцами по скользкой поверхности цилиндра. Вдруг он обнаружил на стенке тонкую гравировку. Синицкий наклонился еще ближе и стал рассматривать какой-то знак, четко выгравированный в рамке из волнистых линий.
«Постой, постой… что же это за штука? — вспоминал студент. Так это же сигма из греческого алфавита!»
Нетрудно было догадаться, что подводный фотоаппарат так и назывался: «Сигма». Это о нем тогда говорили люди на берегу. Их слова записаны на пленку. Может быть, сопоставление этих фактов и будет тем недостающим доказательством, о котором говорил Рустамов.
Синицкий взглядом попросил Рустамова подойти к нему и молча показал на марку аппарата.
— Похвальная наблюдательность, Николай Тимофеевич! — Рустамов похлопал его по плечу. — Мне тоже кажется, что эта буква в сочетании с записанным вами разговором на пленке, где «охотники» спорят о том, нужно ли применить «сигму» или нет, поможет нашим опытным товарищам разобраться во всем этом деле…
Студент вытащил из кармана магнитофон, повертел его в руках и молча положил обратно. Уж очень странным ему показалось, что эта игрушка вдруг стала по-настоящему полезной, чего он вовсе не ожидал. Теперь и разговаривать с ней придется иначе: в очень уважительном тоне.
Туман редел. Синицкий выбежал на палубу. За ним направились Рустамов и директор.
— По-моему, это явное доказательство! — убежденно проговорил Рустамов, останавливаясь в дверях вместе с Агаевым. — Голоса сразу можно узнать.
— Это, конечно, верно, — сказал, махнув рукой, директор. — Но мне сейчас об этих… ну, сам понимаешь, не хочется и думать. Такой радостный день!
— Правда, Джафар, — согласился парторг, — довольно! — Он взглянул на часы. — Скоро берег. Надо взять правее.
— Место точно по карте определил?
Рустамов утвердительно кивнул головой.
— Да, я позабыл тебе сказать, — вдруг вспомнил Агаев: — в прошлом году из министерства нам прислали на заключение предложение какого-то предприимчивого американца.
— Но ведь мы же не хотели возвращаться к этой теме… — Парторг насмешливо взглянул из-под бровей.
— Ничего не поделаешь, напоминают всеми способами. — Директор досадливо повел округлыми плечами. — Тогда этот изобретатель предлагал способ морской нефтеразведки, причем вызывался сам переоборудовать подводную лодку.
Рустамов иронически улыбнулся:
— Старая история!
— Да, но он утверждал, что это единственный метод разведки, хотя с лодки и нельзя производить бурение. Я помню, этот делец даже предлагал купить его патент на какие-то там детали устройства. Так вот, представь себе, — продолжал директор, — сегодня представители одной нефтяной компании прислали телеграмму прямо к нам в институт.