Некоторые поэты утверждали, что в Олимпии и в других местах состоялось несколько совещаний, а не одно, прежде чем была принята реформа, и многие из сюжетов, представленных в заключительной пантомиме, уже вошли в греческую религию во времена эолийцев и ионийцев. Другие же вообще отрицают проведение какого бы то ни было симпозиума, заявляя, что все решения по вопросам Божественного Семейства на Олимпе были приняты лично Зевсом без посторонних советов. Кто знает теперь, где истина? В любом случае, Вседержитель был признан по всей Греции, и никакие клятвы, даже при свидетелях, не принимались, если не давались его именем.
Управление областью Фтиотида — от Иолка на севере до Галоса на юге, — перешло в руки ахейца по имени Пелий, который представлял бога Посейдона на божественном пиршестве в Олимпии и судил на скачках во время игр. Он относился высокомерно к местным миниям, убив самых опасных из них; он, правда, не предал смерти Эсона, сына Кретея, их Царя, довольствовавшись женитьбой на дочери Афаманта и Нефелы и действуя как регент Эсона. Поскольку у Эсона не осталось в живых никого из детей (или так предполагалось), Пелий стал его единственным наследником и надеялся, что его собственные дети в один прекрасный день унаследуют ему как неоспоримые правители страны.
Случилось так, что Пелий мог претендовать на то, что он миний, и в самом деле, он был единоутробным братом Эсона. Тиро, их мать, жена царя Кретея, посещала коллегию фессалийских нимф Цапель несколько лет тому назад, и устроившие набег ахейцы полонили ее. Они сделали ее жрицей любви в храме Посейдона, а когда обнаружилось, что она носит ребенка, отправили ее пешком домой к мужу. Она разродилась мальчиками-двойняшками на обочине дороги, но, стыдясь принести их с собой к Кретею, бросила их; они были найдены конским пастухом, скакавшим мимо на своей кобыле, он принес их домой к жене и назвал Пелием и Нелеем — Пелий означает грязный (кобыла залепила ком грязи в лицо ребенку), Нелей же означает безжалостный — это имя он получил за свой пристальный, твердый взгляд. Случилось так, что Сидеро, жена табунщика, только что потеряла своего родного ребенка, вот она и согласилась усыновить двойняшек; но у нее не хватало молока на двоих. Поэтому они приникали по очереди к соскам овчарки пастуха, оттого у них и стал столь необузданный нрав.
Два дня спустя Тиро вернулась, чтобы похоронить своих сыновей и защитить себя от их мстительных духов. Она обнаружила их живыми в доме табунщика и возликовала, ибо горько раскаивалась в своем поступке, и попросила возвратить ей детей. Но Сидеро отказалась от наград, которые предлагала Тиро, и выставила ее из дому взашей. Когда Пелий и Нелий подросли и стали посмышленней и когда им поведали всю эту историю, они убили свою мачеху Сидеро в наказание за ее жестокость по отношению к Тиро. Затем они бежали к ахейцам и представились им как сыновья Посейдона, рожденные храмовой проституткой, и получили высокий ранг. Когда ахейцы вторглись в Элладу, Пелий, благодаря кровному родству с миниями, добился успеха, претендуя на царствование во Фтиотиде; а Нелей воцарился в другом государстве миниев — в Пилосе. Но Богиня-Мать ненавидела Пелия за то, что он осквернил одну из ее святынь: он убил Сидеро, когда она ухватилась за выступ алтаря Луны.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ясон претендует на престол
Кентаврам с горы Пелион снова запретили любить жен миниев, Пелий считал такую практику неподобающей и не стал бы ей попустительствовать. Но поскольку «даже такие жалкие дикари не могут жить хотя бы без случайных связей с женщинами», как он сказал, он разрешил им похищать невест у их старых врагов, фессалийских лапифов, которыми теперь управляла минийская аристократия. Пелий убедился в том, что лапифы — неуживчивые и наглые соседи, и охотно поощрял кентавров в их набегах.
Однажды он нанес кентаврам визит, встретившись с их предводителем Хироном, у святилища Кобыльеглавой Белой Богини на Пелионе. Хирон убеждал Пелия вступить в святилище и посоветоваться с оракулом. Пелию показалась забавной мысль спросить Богиню, какая его ждет смерть; причина этого вопроса, как он сказал своим спутникам, была не в том, что он хотел знать свое будущее, просто решил испытать Богиню. Он уже получил точные сведения о том, как умрет, у оракула Отца Зевса в Додоне, а кто осмелится противоречить Всемогущему и Всезнающему Зевсу?!
Ответ Богини был таков: «Как я скажу тебе то, Пелий, что ты, как ты мнишь, уже услыхал от моего Сына? И все же позволь предупредить тебя: остерегайся человека в одной сандалии, он возненавидит тебя, и прежде, чем с ним будет покончено, ненависть его изничтожит тебя».
Пелий не обратил особого внимания на бессвязное бормотание «этой троедушной старушонки», как он ее богохульно называл, культ которой, так он говорил, теперь в упадке; к тому же он не мог согласовать ее пророчество с торжественными заверениями Зевса, что ни одна человеческая рука никогда не учинит над ним насилия и что в старости он сможет сам выбрать, где и как ему умереть. Тем не менее он предусмотрительно отдал распоряжения, чтобы никто из этолийцев не удалялся во Фтиотиду никогда и ни по какому поводу, потому что этолийцы, желая заручиться удачей, обувают только левую ногу.
Несколько дней спустя Пелий получил любопытный знак, напоминающий о всемогуществе Зевса. Главный Жрец Аполлона прошел пешком через Иолк в одежде наемного работника и отказался от лучших кусков жареного мяса и лучших напитков, подобающих его высокому рангу, которые ему предложил Пелий; он сел у очага среди слуг и ел с ними требуху. Он направлялся в крепость Феры в Фессалии, где жил миний Адмет, зять Пелия, неся во второй раз епитимью, наложенную на его божественного владыку оракулом Зевса. История была такова:
Жрецы Гадеса пожаловались в Додоне, что в Дельфах одним из сыновей Аполлона, Асклепием, рожденным от храмовой проститутки, основана новая медицинская школа. Аполлона подстрекают обучать медицине и хирургии, чтобы уменьшить число умирающих, особенно детей, и тем самым лишить жречество Преисподней доходов и приработков. Говорят, что Асклепий, по просьбе одной бедной вдовы, пришел на похороны ее единственного сына, который утонул. Жрецы Гадеса уже завыли, оплакивая покойного; но Асклепий отказался считать мальчика мертвым и, удалив из него воду и подвигав его руками, как если бы тот был жив, вернул ему дыхание. Мальчик сел и чихнул, а Асклепий после этого посвятил мальчика служению Аполлону.
Додонский оракул ублажил жалобщиков: приказал закрыть школу, но Асклепий отказался подчиниться, усомнившись в подлинности слов оракула. Он возразил, что Гадес рано или поздно возьмет каждую душу и что чем больше детских жизней спасет Аполлон, тем больше детей родится по закону природы, впрочем, все они в конце концов станут добычей Гадеса. Этот довод разгневал Зевса, ибо он не нашелся, как на него ответить, разве что силой. Отряд храмовых стражей был немедленно послан из Додоны в Дельфы, где они убили Асклепия и мальчика, жизнь которому тот спас. Аполлоновы лучники совершили на Додону ответный набег, перестреляв всех сыновей киклопов, кузнецов Додоны, которые изготовляли священные предметы обихода для святилища Зевса, Посейдона и Гадеса и которых называли Одноглазыми, потому что они работали, закрыв один глаз, чтобы уберечься от искр, взлетавших с их наковален.
Оракул Зевса пригрозил Аполлону, что тот погибнет, если не уступит ему и снова не станет слугой на целый год; на этот раз ему надлежало служить в самой дикой области Греции, какой Главный Жрец считал минийское царство в Ферах; в течение года оракулу надлежало молчать, а все жертвоприношения, клятвы и молитвы Аполлону — прекратить. Главному Жрецу ничего не оставалось, как подчиниться. Возможно, он выбрал Феры как место службы, оттого, что Адмет, царь Фер, был ему кое-чем обязан; Адмет однажды необдуманно оскорбил сестру Аполлона, Богиню-Деву Артемиду, забыв принести ей жертвы, когда женился на Алкесте, старшей дочери царя Пелия. Богиня наказала Адмета, устроив так, что, когда он вступил в брачные покои, он не нашел в постели ничего, кроме корзины, полной змей, и даже отказалась вернуть ему Алкесту. Тогда Адмет отправился в Дельфы с дарами и стал молить Аполлона походатайствовать за него перед своей божественной сестрой, что Бог и сделал. И вот теперь, в свою очередь, Адмет оказал Главному Жрецу благодушный прием, дал ему совсем нехлопотное занятие, чем заслужил его вечную благодарность.