– Интересный человек, – задумчиво сказал Данила.
– Кто? – не понял я.
– Ну, учитель. Сашин учитель, – пояснил Данила.
– А... Да, интересный, – согласился я. – Но ведь много таких интересных людей было.
– Что ты имеешь в виду? – удивился
Данила.
– Ну, помнишь, – начал объяснять я, – когда мы встретили Кристину – в кафе, там был человек. Он еще интервью давал молоденькой журналистке.
– Да, конечно!
– А потом, например, у Ильи была книга какого-то русского автора, про Заратустру...
– Была, – подтвердил Данила. – Еще из нее листок тогда...
– Да, да! А помнишь ночной разговор на радио. Тоже человек говорил очень важные вещи. Так что наши судьбы постоянно перекрещиваются с разными интересными людьми. Еще был психолог, который к Мите приходил. ..
Данила вдруг уставился на меня. Он был в полном недоумении, словно бы я сказал что-то из ряда вон выходящее,
– Постой! – воскликнул он. – А отец Маши, помнишь? Он от депрессии лечился...
– Да – я внимательно посмотрел на Данилу – к чему он клонит?
Данила буквально выпрыгнул из кресла, подбежал к моему письменному столу и начал рыться в бумагах.
– Мы должны срочно встретиться с Сашиным учителем! – сказал он, перевернув на моем столе все верх дном. – Это он!
Я оторопел:
– Кто он?
– Это один и тот же человек – в кафе, на радио, и книга его, он и к Мите приходил, и отца Маши именно он лечил!
– Ты это серьезно? – до меня вдруг стало доходить. – Не может быть!
– И это ты мне говоришь? – Данила посмотрел на меня так, что я чуть не провалился сквозь землю.
Он производил странное впечатление... Среднего роста, худощавый, добродушный, открытый и необычайно улыбчивый молодой человек читал лекцию, которую, казалось, должен был читать грузный, седовласый старец в очках биноклях.
Войдя в устроенную амфитеатром аудиторию, лектор поздоровался с собравшимися. Пошутил, что, мол, с такими серьезными лицами серьезного дела не решишь. Все рассмеялись. И он начал думать вслух. Да, не рассказывать, а именно думать вслух.
«Я сейчас зачту вам одну цитату, а вы послушайте, – сказал он. – „Сознание отображает себя в слове, как солнце в малой капле вод. Слово относится к сознанию, как малый мир к большому, как живая клетка к организму, как атом к космосу. Осмысленное слово есть микрокосм человеческого сознания".
Так Лев Выгодский закончил свою блистательную книгу „Мышление и речь". А мы с вами как раз с этого пункта и начнем. Ведь „слово", как кажется, открывает нам перспективу разглядеть тайну человеческого сознания, увидеть в нем самого человека. Заманчивое предложение! Но возможно ли это путешествие в смысл слов?..
Сразу скажу, что задача эта невероятно трудная! И вы ведь знаете это по собственному опыту. Как рассказать о себе и о своих чувствах? Рассказать так, чтобы тебя не только поняли, но еще и поняли правильно. Уверен, вы предпринимали подобные попытки неоднократно. И, судя по выражению ваших лиц, успех не был ошеломляющим.
Помните? Вы признаетесь человеку в любви, в чем-то сокровенном, а ваше признание звучит как банальность, как глупость, даже пошло. Вы чувствуете другого человека, он вам дорог. Но стоит вам начать говорить... и все пропадает. Слова и смысл разъезжаются на глазах, как полы плохо сшитого пиджака!
Да, истинный смысл – всегда между слов. Он испаряется, улетучивается, когда вы пытаетесь облечь его в слова. То, чему мы привыкли доверять, то, чему мы привыкли верить – наша собственная речь, обманывает нас. Не заблуждаемся ли мы, в таком случае, и в самих себе?.. Вот вопрос, который ставит перед нами „слово"!
Слово, – говорил другой наш великий соотечественник, – это „гробик для мысли". Несмотря на шутовской характер этого определения, оно предельно точное! Но что получится, если мы продолжим эту аналогию? Получается, что наше с вами сознание, скроенное из слов, не что иное, как кладбище!»
Включился диапроектор, на экране замелькали графики, диаграммы, таблицы, схемы. В ход пошла специальная терминология – дискурсы, семантические поля, компиляции означающих, симулякры, системы коннотаций и так далее.
Лектор представлял материалы своих собственных исследовании, различных тестовых замеров и научных экспериментов. Анализировал данные, полученные другими учеными, и философские теории. В лучшем случае, я понимал два слова из трех, может быть – одно из двух. Но я слушал, не отрываясь, словно загипнотизированный.