– Никогда не бывал в городе Шести наций, – сказал капитан. – Какой он?
– О, это крупный торговый центр, – ответил мой муж. – Отчасти напоминает Чарльстон или Нью-Йорк. Выходцы из всех Территорий и уроженцы Нового Запада живут там и торгуют, причем довольно-таки миролюбиво…
– Встречал я одну женщину из народа Вещих, – заметил Рен. – Она говорила, этому городу больше подошло бы название не Шести наций, а Шестидесяти, столько там всяческих племен и языков!
Мы с Бронсоном переглянулись.
– Воистину, – наконец проговорил мой муж.
– Так вы встречались с Вещими? – спросила я. – Немногие жители Нового Запада могут этим похвастаться!
Капитан Рен откинулся в кресле и некоторое время как будто не знал, что и сказать.
– Ну… вел я с ними торговые дела некоторое время назад.
Настал наш черед обменяться взглядами, полными недоумения.
– На Новом Западе о них чего только не рассказывают, – сказал Бронсон. – Вот только доподлинно известно очень немногое. Говорят, они несравненные целители, явившиеся после Великого Разделения откуда-то с тихоокеанского побережья. Это так?
– Трудно сказать, – заколебался Рен, но потом все же выговорил: – Да, думаю, так и есть.
Я настойчиво продолжала:
– До их территории очень трудно добраться…
– В самом деле? – осторожно проговорил капитан. – Ну, мы проходили в Великие озера с северной стороны, не посещая Нового Запада… возможно, я срезал путь и сам того не заметил.
Мы с Бронсоном снова переглянулись, на сей раз со значением.
– Великие озера? – переспросила я. – Должно быть, вы имеете в виду Жуткое море? Дело в том, что название «Великие озера», насколько мне известно, на Новом Западе не употребляется.
Рен даже покраснел.
– Да, конечно, я имел в виду Жуткое море. Озера… морская терминология, знаете ли. Называть эти ледяные поля морем, оно как-то… ну, вы понимаете.
К этому времени отрывочная информированность капитана сделалась очевидна даже Бронсону. Мы обсудили это обстоятельство, оставшись наедине, и пришли к совместному выводу: что бы ни скрывал капитан Рен, вряд ли речь шла о тайном недоброжелательстве по отношению к нам. Казалось, он очень искренне беспокоился о нашем благополучии и удобстве. Все вместе побудило меня разведать причину его внезапного смущения. Право, я полагала, что оная причина многое прояснит и не окажется предосудительной.
– Похоже, вы очень коротко знакомы с отдельными аспектами жизни Нового Запада, капитан Рен, – проговорила я уважительно, – в то время как другие ее обстоятельства вам совершенно неведомы. Как так получилось?
Он довольно долго молчал, пораженный прямотой моего вопроса. Потом улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами:
– Я впервые отправился в море еще мальчишкой. Всю жизнь провел на палубе корабля, так и не озаботившись получить официальное образование. Прошу вас, извините мое невежество. Я слишком многое узнавал из вторых рук, и, боюсь, дошедшие до меня сведения порой бывали далеки от истины.
Мы с Бронсоном молча выслушали его объяснения, и лично меня они ни в коей мере не удовлетворили. Супруг мой был настроен снисходительнее; не оттого, что полностью доверял Рену, – скажем так, он верил в добрые намерения капитана.
Вежливость удержала меня от дальнейших расспросов, поэтому в тот вечер мы больше ничего не узнали. Увы, я отмахнулась от здравого смысла. Все говорило о том, что капитан Рен осведомлен о Новом Западе действительно понаслышке; знать бы еще, чего ради он так старательно изображал прямо противоположное…
Итак, я промолчала, позволив длиться обману…
7
Парламентарий Гордон Бродгёрдл
Сколь немногочисленны путешественники, самолично встречавшие Вещих, столь же изобильны слухи об этом народе. Последний документально подтвержденный контакт имел место в 1871 году, когда покалеченный исследователь из Нью-Йорка в зимнюю бурю укрылся у одного Вещего. Этот человек повредил ногу, поскользнувшись на льду, и несколькими часами позже его обнаружил Вещий. Позже пострадавший рассказал, как пережидал двухдневную бурю в убежище, выстроенном в сосновом лесу к югу от Жуткого моря. По его словам, очнувшись, он увидел повязку у себя на ноге и обнаружил, что следы обморожения успели пропасть. Остается лишь предположить, что разум его был затуманен долгим пребыванием на морозе…
Неохотно выйдя из кухни, София прошла за Тео по коридору, потом поднялась на третий этаж. Они стояли уже на площадке, когда снизу долетел раскатистый голос, повелительный, тяжелый, голос человека, привычного к выступлениям перед публикой. Он гудел, без труда заполняя весь дом.