Но «чиститель» лишь глубже натянул капюшон и сплюнул в Дунай табачной жвачкой.
— Вот плевать в Дунай нынче не следует. Не любит этого наш кормилец. Что же касается комаромского календаря, то все, что в нем написано, — святая правда. Ровно десять лет тому назад предсказал он, что быть в ноябре морозам. Я тогда спешил домой на этой самой «Святой Борбале». Ну, известное дело, подняли меня на смех. А потом, двадцать третьего ноября, такая стужа началась, что посудины льдом сковало — кого у Апатина, кого под Фёльдваром. Вот тогда и пришла моя очередь посмеяться. Господи, спаси и помилуй! Эй, жми на весла, ребята, э-э-э-эй, взя-я-я-ли-и!
Ураган с новой силой обрушился на барку. Рулевому стоило неимоверных усилий удержать руль в руках. Струйки пота стекали по его лицу. И все-таки он справился. Как тут не наградить себя добрым глотком палинки? Глаза Фабулы еще больше налились кровью.
— Эх, помог бы нам Иисус миновать вон ту скалу! — вздохнул он, вновь напрягая все силы. — Держи весла, ребята! Нам бы только проскочить этот камешек!
— Да ведь их здесь без счета!
— Ну и что же? И другой проскочим, и третий, и тринадцатый, а деньги на помин души все-таки держи наготове, того и гляди, понадобятся.
— Слушай, — заговорил чиновник опять, заложив в рот щепотку табака, — я полагаю, ваше судно везет не один только хлеб?
Янош Фабула лишь покосил глазом на «чистителя» и пожал плечами.
— Мне-то что! Если на «Борбале» есть запретный товар, тем лучше. По крайней мере, не застрянем в карантине, поскорей доберемся до дома.
— Как так?
Рулевой изобразил на пальцах — подмажут, мол, и дело с концом. Чиновник, смекнув, видимо, что означает эта пантомима, рассмеялся.
— Вот чертовщина, — пробурчал Янош, — с тех пор как я был здесь в последний раз, снова переменилось течение. Не разверни я сейчас судно по ветровой волне, нас в два счета затянуло бы в пучину под Скалой Влюбленных. Видите, вон там, справа по борту, за нами плывет проклятущая рыбина. Это старая белуга, килограммов этак на пятьсот весом. Если эта подлая тварь состязается с судном, — жди беды. Господи, пронеси! Хоть бы поближе подошла, чтобы можно было загарпунить ее острогой. Господи Иисусе! А шкипер-то, шкипер все точит лясы с гречанкой, будь она неладна! Дал бы лучше сигнал форейторам. Нет, не к добру эта девка! Как взошла на судно, так сразу норд-вест подул. Разве такая может принести удачу? Бела, как привидение, и брови срослись, будто у ведьмы. Эй, господин Тимар, дай-ка сигнал форейторам, хо-хо-хо-о-о!
Но Тимар и не подумал взяться за рог; он продолжал рассказывать белолицей гречанке легенды о здешних водопадах и скалах.
Начиная от Железных ворот и далеко вверх по течению каждый островок, скала, пещера, утес имели свою историю, свою легенду, свое предание или полный приключений рассказ о похождениях разбойников. Об этом повествовалось в исторических книгах, в надписях, выбитых на прибрежных скалах, или в народных песнях, в изустных рассказах местных корабельщиков и рыбаков. Поистине это была необычная библиотека говорящих камней, на корешках ее книг стояли названия скал, и тот, кто умел листать эти страницы, прочитывал не один увлекательнейший роман.
Михай Тимар свободно листал страницы этих своеобразных фолиантов. Не раз и не два он уже проделывал путь на своем судне через Железные ворота. Каждый утес, каждый остров в здешних краях были для него поистине раскрытой книгой.
Возможно, кроме желания просветить чужеземку, у Михая имелись и другие причины так увлечься старинными легендами. Вполне вероятно, что им руководило благородное стремление пощадить сердце слабого создания и завлечь ее неискушенную фантазию в мир сказок в тот момент, когда судну предстояло выдержать серьезное испытание, от которого способны дрогнуть даже закаленные сердца мужественных, подружившихся со смертельной опасностью мореходов.
Тимея слушала старую легенду о том, как королевич Мирко со своей возлюбленной, красавицей Мелиевой, спасался от верной смерти на вершине Скалы Влюбленных посреди бушующего Дуная, как один защищал он вход в убежище от гнавшихся за ними кровожадных наемников царя Ассана, как долгое время влюбленных кормил черный орел, — он приносил своим орлятам в гнездовье на вершине утеса мясо диких коз, и остатки этого мяса молодые люди делили между собой, — словом, прекрасная гречанка затаив дыхание слушала эти рассказы, и ушей ее не достиг оглушительный рев штормовой волны, которая билась о подножье стремительно надвигающейся скалы. Она даже не замечала белопенного буруна, с головокружительной быстротой вздымающегося над бездонной пучиной, чтобы спустя мгновение обрушиться в нее.