— А доказательства! — кипятился Макс. — У нас есть карта полигона!
— Это не доказательство. Бандиты скажут, что видят её первый раз в жизни, и это будет правда.
— А труп Буратино?! Если ты не врёшь, то у них руки в крови. С таким доказательством их даже дядя Гоша не отпустит! Чего бояться?
Возразить было нечего. Даже самый доверчивый милиционер вынужден был бы арестовать убийцу, на руках которого ещё не высохла кровь жертвы. Однако Санчо считал дядю Гошу доверчивее самого доверчивого милиционера и потому согласился с предложением Макса при условии, что карту полигона они пока оставят у себя. Хватит с дяди Гоши и трупа Буратино.
— Пошли, — сказал Санчо. — Только говорить буду я. А то Макс опять про призраков начнёт и всё дело испортит.
Неразлучная троица поднялась из-за стола и помчалась к калитке. Ася была в недоумении. Потерянный штандарт, труп, карта, бандиты… Это кто бандиты! Это пираты — бандиты! Какая наглость! Пираты — это пираты, а никакие не бандиты! Она всё расскажет своим, и тогда наступит время мести: реки покраснеют от крови и небо переполнится павшими душами! Ася Чёрная Метка вылезла из укрытия и побежала на берег, где её с нетерпением поджидали друзья-разбойнички.
Они сидели в комнате — да, да, в той самой комнате — и разговаривали, как будто ничего не произошло. Санчо отчётливо слышал каждое слово. Он наотрез отказался зайти в дом вместе с дядей Гошей. Максим и Тонька тоже не изъявили желания сопровождать милиционера. Вместо этого рыцари притаились под окном и старались не пропустить ни слова.
— …А не попрощался он, потому что очень торопился. Дело не терпело отлагательства.
Это был голос Зямы.
В этот момент раздался стук. И в комнату вошёл дядя Гоша.
— А-а, — весело закричал Закидон. — Моя милиция меня бережёт! Заходи, Григорий Иванович, заходи, дорогой. Присаживайся. Мы тут с приятелем сидим, вином балуемся… Зиновий, налей товарищу.
— Никаких «налей», — отрезал лейтенант. — Я при исполнении. Пришёл по делу.
— Нужно иногда забывать о делах, — поучительно сказал Закидон. — В мире есть столько прекрасных вещей! Вино, дружеская беседа, искусство… Впрочем, искусства уже нет. А почему?
— Почему? — спросил дядя Гоша.
— Ну всё, — с досадой пробормотал Санчо. — Теперь Закидон заморочит ему голову. Никого он не арестует, потому что через минуту забудет, зачем пришёл. Говорили же ему… Эх!
— А потому что мало осталось художников, — сел на своего конька художник — И совсем не осталось настоящих ценителей, которые бы понимали и чувствовали живопись!
— Ну, знатоков у нас хватает, — подал голос Зяма. — Этого добра у нас пруд пруди.
— Невежды они, а не знатоки, — взревел старый художник. — Некоторые ходят раз в год в музей и считают себя знатоками, а сами ни ухом ни рылом… А нужно ходить каждый день и смотреть на картины часами. Ты садись, Иванович, садись. И посмотри на эту картину. Месяц назад закончил. Ну как?
— Ну… — неопределённо промычал дядя Гоша. — Я, собственно…
— По твоему лицу я угадываю, что ты о ней думаешь. Всё правильно: ничего путного ты о ней не думаешь, потому что не в силах угадать творческую мысль художника.
— Да?.. — с сомнением произнёс лейтенант.
— Уверен. А ведь мне удалось вложить в своё произведение глубочайший смысл! Я проанализировал традиции нашего общества и отобразил их на этом полотне. Что ты видишь?
— Цыплёнка. Наверное, только что вылупился из яйца. Вон скорлупа. Только цыплёнок почему-то фиолетовый. Но я хотел спросить…
— Минутку. Я сейчас тебе отвечу. Ребята…
Послышалось бульканье, звон стаканов, причмокивание.
— Ну и гадость! — брезгливо пробормотал художник.
— Картина?
— Нет. Вино. И как его люди пьют?! Н-да… На чём я остановился?
— На цыплёнке, — услужливо подсказал Зяма. — Ты закусывай, Кирилыч, закусывай. А то досказать не сможешь. А народу интересно, почему из яиц начали вылупливаться фиолетовые цыплята.
— Никто ниоткуда не вылупливается! Речь идёт о превращении.
— Всё понятно, — ахнул Зяма. — Яйцо превратилось в цыплёнка. Гениально!
— Нет. На картине вы видите не превращение яйца в цыпленка, а наоборот, превращение цыплёнка в яйцо. Я воспользовался старой, всем известной поговоркой, чтобы показать движение нашего общества.
— А куда направлено это движение?
— Конечно же, к первоистокам! — вдохновенно воскликнул Закидон. — К стародавней гармонии, к первозданной чистоте нравов, прочь от ужасов, которые несут с собой прогресс и американские стереотипы. Именно в этом и заключается нравственный подвиг цыплёнка!