Потом, уже в потемках, после того как Гжесь погасил свет, Лукаш долго еще лежал, переполненный до кончиков пальцев этим безмолвным и в то же время каким-то непостижимо певучим светом. Он вдруг почувствовал потребность хоть частичкой этого счастья с кем-нибудь поделиться — и притом не откладывая, сейчас же. Он поднял голову и позвал вполголоса:
— Гжесь!
Брат пошевелился, под ним скрипнула кровать.
— Ты все не спишь?
Голос Гжеся звучал отнюдь не поощрительно. Но Лукаша это ничуть не обескуражило.
— Гжесь, скажи…
— Спи.
— Ты когда-нибудь видел золотого лиса?
— Что, что?
— Золотого лиса.
— Что — золотого лиса?
— Видел когда-нибудь?
Гжесь сел на кровати.
— Ты что, спятил? Нету никаких золотых лисов.
— А вот и есть.
— Где же это? Кто-то наговорил тебе всякой ерунды. Лисы бывают такие, как у нас, обыкновенные, рыжие — или еще серебряные и голубые; но у голубых такая шерсть только летом, а зимой они белые.
Лукаш в темноте снисходительно улыбнулся.
— А я видел золотого.
— Лиса?
— Лиса.
— Где?
— Видел. Весь золотой. И хвост у него золотой.
— Врешь! — рассердился Гжесь. — Не мог ты видеть золотого лиса.
— А вот мог.
Упрямо-победоносный тон малыша заставил Гжеся понять, что он незаметно дал себя вовлечь в дискуссию, не совсем подобающую для его старшинства. Это было крайне досадно.
— Послушай, — промолвил он, стиснув зубы, — не зли меня. Если ты сию же секунду не перестанешь валять дурака и не заснешь…
— То что? — крикнул Лукаш.
— Увидишь.
— Что ты мне сделаешь?
— Отлуплю как следует, сопляк! — загремел Гжесь, окончательно выведенный из равновесия. — Понятно?
Воцарилась тишина. И вдруг среди нее раздался слегка приглушенный, но все-таки очень ясный и отчетливый голос Лукаша:
— Ты не видел золотого лиса? А я видел.
Гжесь моментально вскочил на ноги и, размахнувшись, запустил в глубь комнаты подушкой. Но прежде чем он, вслед за артиллерийским снарядом, успел сам налететь на Лукаша, тот скрылся под одеяло, да так хитро свернувшись калачиком, что сразу, при первом штурме атакующий в потемках не нашел его. Вскоре, однако, раздавшийся из-под одеяла тонкий писк Лукаша известил о том, что Гжесь добрался-таки до своей жертвы. Через мгновение на постели заклубилось, закипело, и стремительный ход событий начал складываться явно не в пользу Лукаша, — как вдруг дверь отворилась, и царившую в комнате тьму рассеял свет из коридора. На пороге стоял отец.
— Что тут делается? — вполголоса спросил он. — Что вы вытворяете?
Гжеся как ветром сдуло. В мгновение ока он был уже у себя в кровати. С не меньшей быстротой Лукаш юркнул под одеяло. Все это произошло так молниеносно и почти бесшумно, что менее наметанный глаз, чем отцовский, счел бы совершившееся игрой воображения.
Но отец спросил по-деловому:
— Ну-с?
Гжесь, всклокоченный и страшно красный, беспокойно заморгал своими длинными ресницами.
— Лукаш не дает мне спать.
— Лукаш?
— Конечно. Говорит глупости: будто видел золотого лиса.
— Какого?
— Золотого. А ведь никаких золотых лисов нету.
— И за это ты бил его?
— Я его не трогал! — возмутился Гжесь. — Пальцем не тронул. Я хотел только объяснить ему, что золотых лисов не бывает. А он не верит, упрямится: видел, да и только.
— Не ори, — сказал отец. — Весь дом разбудишь.
— А зачем он врет, будто видел золотого лиса, когда этого не могло быть?
Кудрявая голова Лукаша высунулась из-под одеяла.
— Совсем не вру!
— Как же? Ведь ты не мог видеть золотого лиса.
— Успокойтесь, — сказал отец.
И, сев к Лукашу на край постели, погладил малыша по светлым волосам.
— Тебе, наверное, приснилось?
Лукаш отрицательно покачал головой.
— А как же было с этим лисом?
— Я видел.
— Золотого?
— Ага.
Под Гжесем заскрипела кровать.
— Видишь! И он еще говорит, что не врет. Скажи ему, что золотых лисов не бывает, а то он мне не верит.