За стеной что-то заскрипело, зашуршало и даже, кажется, застонало.
Егорушка на цыпочках подбежал к двери, выглянул — еще одна комната, пустая. Бесшумно проскочил и ее. Прячась за косяком, посмотрел в щель между малиновыми шторами. И радостно вскрикнул — увидел Антошку и Люсю, хоть и привязанных веревками к стульям, хоть и с завязанными ртами — у Люси красной косынкой, у Антошки какой-то тряпкой, — но ведь живых, живых!
Подскочил к ним, вытаращившим от изумления глаза. Пометался бестолково, подергал веревки. Увидел на столе, среди посуды, объедков и огрызков, нож с деревянной ручкой, схватил его, отбросив пестик. Суетливо разрезал путы Люси. Она, сдернув на шею косынку, закрывавшую рот, вскочила и, стряхивая обрывки веревки, бросилась за малиновые шторы… Когда Егорушка и освобожденный Антошка прибежали в спальню, девушка растерянно озиралась.
— Вот сюда они ушли, — Егорушка шлепнул по тумбе зеркала. — И я отсюда вышел…
— Господи, да как же это открывается?! — Люся дергала, ощупывала тумбу. — Нет, так только время теряем!
Кинулась из спальни. Пролетела комнату, кухню, сени.
Во дворе глянула по сторонам, соображая, где находится, и со всех ног помчалась к Дому Водников…
Фролов, навалившись грудью на барьерчик перед столом, мрачно смотрел на телефон. Иногда поднимал глаза на дежурного, и тот, делавший вид, будто старательно чистит-смазывает наган, ерзал на стуле.
— Ищут… — он приглушил вздох. — Очень много погорельцев было. В спешке разместили кого куда придется.
Телефонный звонок, хоть его и ждали, прозвучал, казалось, неожиданно. Дежурный дернулся к аппарату, но Фролов опередил — схватил трубку, прижал ее к уху.
— Чека! Фролов! — крикнул обрадованно. И замер, так и не выпрямившись. — Откуда ты говоришь?.. Громче, Люся, громче, ни черта не слышно!.. Жилсовет Дома Водников, правильно я понял?.. Так, так… Какие фонари?.. Ага, ясно, — слегка повернул голову к помощнику дежурного. — Приготовьте фонари, поярче, посильней! — И опять в телефон: — Ничего не предпринимай. Все объяснишь на месте. Отбой! — Кинул трубку на рычажки, махом откинулся назад. — Ты остаешься! — приказал мальчику, который азартно глядел в глаза. — Патрульные будут показывать тебе задержанных.
Развернулся, выскочил во двор, побежал к грузовому «форду», в кузове которого томилась в ожидании, покуривая, оперативная группа. Увидев начальника, бойцы принялись спешно тушить окурки, выпытывая глазами: ну что? пора? куда?
— В бывший «Мадрид»! — Фролов впрыгнул в уже распахнутую шофером дверцу кабины. — Побыстрей! — крикнул помощнику дежурного, который подбегал к автомобилю, прижав к груди квадратные фонари со свечами внутри.
Мерно тарахтевший мотор взревел, и «форд», вырвавшись в ворота, помчался вниз по улице Освобожденного Труда, подрагивая на сплошных литых шинах по булыжникам мостовой.
Фролов, падая на шофера при резких поворотах, крепко стиснул зубы — вспомнил свой доклад начальнику о том, что Еремей пропал, вспомнил глаза начальника и постарался не думать об этом. Передвинул на колени деревянную кобуру маузера, откинул крышку, сжал рукоять: вот если б произошло чудо и обошлось бы без пальбы! Но чудес не бывает — Люся сказала, что бандитов пятеро и они вооружены, значит, будут отстреливаться, а уж Арчев-то со Шмякиным наверняка: им терять нечего. «Эх, Еремей, Еремей… как же тебя из-под пуль вывести? Как обезопасить?..»
Фролов думал о Еремее, а Еремей думал о Фролове. Пробираясь в узком и низком подземном лазе, натыкаясь иногда на черную женщину, которая злобно шипела через плечо, улыбался — не мог забыть, как переполошились атым ях, когда узнали, что Фролов скоро придет в их дом: бывший пароходный начальник закричал тонким голосом, что они погибли, Арч обозвал его дураком, сказал, что надо, пока Фролов не перекрыл дороги, вывезти Ермейку из города, и спросил у военного, которого называли то Гришей, то Апостолом, может ли вывести всех отсюда. Тот сказал, что проведет скрытно в такое место, где поджидает очень хороший экипаж. Что такое экипаж, Еремей не знал, но увидел, что все обрадовались. «Пошли!» — Арч толкнул его, Еремей, в сторону двери с темно-красными занавесками. Но Еремей заявил: «Без Люси и Антошки не пойду!» — «Зачем они нам? — рассердился Арч. — Фролов придет и освободит их». Еремей подумал и согласился. Арч быстро завязал Антошке рот какой-то тряпкой.
Во второй комнате с большой лежанкой велел Еремею лезть сразу вслед за военным в дыру рядом с боком стоящим зеркалом, но он, Еремей, решительно ответил, что пойдет последним. «Э нет, — Арч усмехнулся, — последним не поставлю. Сбежишь, да еще тетю Люсю со своим землячком уведешь!» — «Ладно, — согласился Еремей. — Иди ты последним, а я перед тобой…»