Черная женщина выпрямилась, зашагала быстрей, почти побежала.
Но Еремей шаг не ускорил — не надо спешить: может, Фролов уже близко.
— Пошевеливайся, выродок! — Арчев ткнул в спину кулаком.
От боли, прострелившей тело, Еремей выгнулся, но стон сдержал.
Так, с откинутой головой, с выпяченной грудью, и вошел он в какую-то непонятную каменную, без окон, избу.
— Ишь ты, петух голландский, как гордо вышагивает! — фыркнул Козырь. — Полюбуйся, мичман, — повернулся к капитану, который, прижав ладони к щекам, метался из угла в угол, — наш остячок-индючок хоть сто раз готов под землей прогуляться. А ты?
— Отстань от меня! — капитан замахал руками. — Гуляй сам, если нравится!
— Ну нет, я в эту нору больше не ходок. Ни за что и никогда не пойду! — громко и внятно сказал Козырь, пристально глядя в глаза Еремею. — Пусть лучше расстреляют!
Арчев поднял фонарь, огляделся.
— Прямо средневековье какое-то. Или эпоха раннего христианства… Дальше-то нам куда?
— Сюда, — Тиунов, который стоял около железной двери, постучал по ней, потом ткнул пальцем вверх. — И наружу. Последний переход, хотя и длинный. Поняли, последний!
— Так идемте, чего стоим? — взвыл капитан. — Чего мы ждем, объясните ради бога!
— Не спешите, Виталий Викентьевич! — прикрикнул Арчев. Повернулся к Еремею. — Я должен завязать тебе глаза. Думаю, понимаешь, что так надо… У вас ведь тоже, наверно, чужакам глаза завязывают, когда на имынг тахи ведут? Чтоб дорогу не запомнили. Так что не обижайся.
Еремей с подозрением оглядел врагов — нет, кажется, не хитрят: пароходный начальник боится, хочет поскорей выбраться отсюда; черная женщина глаза опустила— с богом своим разговаривает, да и вообще женщина не в счет; военный по имени Гриша Апостол один, видать, дорогу знает, поэтому будет впереди; усатый, которого звать Козырь, сказал, что назад ни за что не вернется — страшно! — значит, к Люсе и Антошке не пойдет; Арч? Надо вцепиться в Арча и не отпускать… А глаза завязывают — что ж, понятно, нельзя, чтоб я вход под землю знал.
— Завязывай! — разрешил Еремей. — Только возьми меня за руку. Веди.
— Само собой… — Арчев достал из кармана платок, проворно сложил его в полоску, наложил на глаза Еремей. Кивнул Козырю.
Тот схватил фонарь, бесшумно бросился назад в подземелье. Арчев, крепко стиснув ладонь Еремей, повел его к железной двери. Тиунов медленно раскрыл ее — петли заскрипели — и, топая, пошел вдоль стены склепа. Арчев, тоже старательно топая, повел Еремея вслед за ним.
А Козырь, сгорбившись, спотыкаясь, бежал по лазу. Вынырнув из дыры на развилке перед флигелем, немного распрямился, с ходу ткнулся плечом в дверь — обратную сторону зеркала. Ввалился в спальню, поставил фонарь на тумбу. Проскочил гостиную. И остолбенел на пороге в кухню, ошалело глядя на опрокинутые стулья, обрывки веревок, на открытую дверь в сени: смылись, сорвались девка с хмыренком!.. Может, только что, может, недалеко ушли, может, во дворе еще?
Козырь выдернул из-под пиджачишки «смит-вессон», выбежал в сени. И отскочил назад, словно его шибануло в грудь, — сквозь распахнутую настежь наружную дверь увидел, как влетел во двор автомобиль, как выскочил из кабины Фролов, как посыпались из кузова вооруженные— и главное: некоторые с фонарями! — чекисты, и четверо уже бежали к флигелю. Козырь шмыгнул в кухню, промчался через гостиную, спальню, цапнул на ходу фонарь, влетел в подземелье и захлопнул за собой дверь-зеркало. За спиной щелкнуло. Козырь обессиленно опустился на корточки, сплюнул, вытер рукавом лицо. Сзади, в спальне, послышались частые, приглушенные шаги, что-то заскрипело, потом хрустнуло. Козырь, стараясь не шуметь, поднялся и, наведя в сторону шумов «смит-вессон», попятился.
Развернулся, чтобы нырнуть в лаз, ведущий к склепу, и вдруг увидел, как темень в дальнем конце хода в «Мадрид» словно лопнула — появилась серая продольная полоска, моментально превратившаяся в четкое белое пятно, из которого хлынул под землю свет, который тут же перекрылся чем-то черным и опять прорвался, прорисовав ноги, а затем и всю фигуру спускавшегося.
Козырь от неожиданности и испуга чуть не закричал— и закричал бы, если б дыхание не перехватило. Прыгнул в лаз к склепу, споткнулся, выронил фонарь. И показалось, что ослеп — фонарь погас.