А вот сама боялась, как огня,Очами увлажненными блистаяОлениха, отпрянув от меня.
И вперемешку копошилась стая,Но в одиночестве сидел беляк,Напоминавший спесью горностая.
Мартышка же, кривляка из кривляк,Сидела, точно вовсе без извилин.Всех передразнивая так и сяк.
Веселая синица, мрачный филин,И зверь вон тот, и пташечка вон та…Но нет, я перечислить всех бессилен.
Вдали он слон, вблизи же — мелкота.И часто по ошибке за КатонаЯ принимал облезлого кота!
И в наше время, как во время оно,Такие недоразуменья сплошь:Летит, как сокол, сядет, как ворона
Но как же я средь этих морд и рожБез толмача по-волчьи, по-бараньиПоговорю про истину и ложь?
Я снова был отчаянья на грани,Но прошептали милые уста:«Я обо всем подумала заране.
Мы в этом помещенье неспроста.Ты погулял тут, подивился всяко.Гляди-ка в направлении перста.
Вон, у корыта, экий раскоряка!»И я узрел в посудине бурдыОгромного недвижимого хряка.
В сравненье с ним и жирные худы!Не знаю, королем ли мясобоенНазвать его, но весил он пуды.
И спутница рекла: «Будь смел, как воин,Тогда вниманья этого «гуся»Ты, несомненно, будешь удостоен.
Его послушай, впрочем, не прося,Чтоб воротился он к привычкам старым.И в этом суть, я полагаю, вся:
Его ведь не заманишь и нектаромСтать человеком и уйти домой.Но только время потеряешь даром».
И был обескуражен разум мой.А донна без дальнейших разговоровМеня ведет в потемки по прямой.
И вот к нам рыло поднимает боров.
Он поднимает нехотя хлебалоОт тошнотворного корыта; близ,Сказать по правде, сильно в нос шибало.
Скотину облепляли грязь и слизь.И около корыта море жижиИ нечистоты вонью разнеслись.
Я подошел из вежливости ближе.«Словам твоим, — промолвил я ему, — Да внемлет небо. Так моим внемли же!
Смотрю я на тебя и не пойму,Какое до зловонной лужи делоЛюдскому благородному уму?
На невидаль взираю обалдело.Но в эти земли, временно видать,Того, чьей благодати нет предела,
Меня к тебе прислала благодать,Чтоб мудрости у твоего корытаМне, неучу, немного преподать.
Но радуйся: и шкуру, и копытаТы можешь наконец оставить. ЯВозьму тебя обратно. Дверь открыта».
Но мне без отговорок и враньяСтоявшая в блевотине и калеНачистоту ответила свинья:
«Не знаю, ты пришел издалека ли,Но я с тобой назад не побегу.Напрасно вы засовы отмыкали.
Вот мой ответ. И больше — ни гу-гу.К тому добавлю лишь, что вашей чашиИспить не пожелаю и врагу.
А вы воображаете, что крашеПорядков ни во сне, ни наявуНе может во вселенной быть, чем ваши!
Но ты меня послушай — и плевуПодобных заблуждений, как радетельОб истине, я с глаз твоих сорву.
Признаю, правы те — отцы ли, дети ль,Коль осмотрительность им дорогаКак важная для жизни добродетель.
С ней отличаешь друга от врага,Иначе обманули б, обобрали,А то бы и наставили рога.
Что ж! Говорю, не будучи в запале,Что с нашей осмотрительностью мы,Животные, ушли намного дале.
К примеру, кто освободил из тьмыИ знаньем и люцерны, и цикутыОбразовал звериные умы?
И, ни бедой, ни хворью не согнуты,Живем. И без боязни и возниМеняем и стоянки, и закуты.
Да! В холоде разумнейше одни,В тепле другие, ищем, где отрада.Природа нам понятна и сродни.