Скрипнула дверь. На пороге с подносом в руках появилась Аннеми.
— Что, пора? — тускло спросила Бесс.
— Да, мисс. Часы уже пробили половину десятого. Хозяин ждет.
Аннеми была одета в простую белую полотняную сорочку, собранную у горла розовой ленточкой. Точно такая же рубашка была и на Бесс. Легкие русые волосы Аннеми распустила по плечам. Выглядела она сегодня почти красавицей.
— Мы как сестры, — сказала Бесс, желая пробить стену неловкости, выросшую между ними. — Посмотри-ка! Да еще в этих рубашках…
— Да, мисс, — откликнулась экономка. — Мы с тобой одного роста.
— И обе слишком высоки для идеала, — заметила Бесс.
— Ты слишком добра, — вздохнула Аннеми. — Пожалуй, у нас только веснушки на носу одинаковые. А в остальном… Я некрасива.
— Ты сильна духом — в этом твоя красота, — мягко возразила Бесс. — И ты так грациозна, как мне и не снилось.
Аннеми улыбнулась и потупилась.
— Это говорит во мне африканская кровь. Женщины смотрели друг на друга, как две девчонки после долгой ссоры: и мириться вроде рано, и ругаться больше не хочется. Бесс взяла щетку и начала расчесывать свои роскошные волосы. Долгое пребывание на карибском солнце высветило их до рыже-золотистого оттенка. Она сейчас ненавидела этот цвет, блеск, богатство. Будь ее косы седыми и тусклыми, может, Кэй и не посмотрел бы на нее.
— Не хочешь идти к нему, — не вопросительно, а утвердительно молвила Аннеми.
— Придется. Я дала слово.
— Ты говоришь, как глупый мужчина, — вздохнула Аннеми. — А мы женщины, не забывай.
Бесс в недоумении взглянула на экономку.
— Эта ночь сделает тебя счастливой?
— Разумеется, нет.
— Эта ночь принесет счастье моему господину?
— Думаю, нет. Вряд ли ему понравится заниматься любовью с неподвижной деревяшкой.
— Да, это огорчит его несказанно.
— Вот уж на что мне наплевать! — вспыхнула Бесс.
— Тогда зачем ты идешь на это?
— Ты прекрасно знаешь! Иначе он выдаст Кинкейда испанцам. А я останусь пленницей навечно.
— А ты хочешь вернуться домой со своим возлюбленным?
— Да. — В горле у Бесс запершило. — Но другого способа нет.
— Можно по-разному решить любой вопрос.
— Но как, Аннеми, как? Как мне избежать и его постели, и его мести?
Женщина склонилась к Бесс.
— Из Библии миру знакома прислужница, занимающая место любовницы в постели хозяина. Войдя в его покои, ты предложишь ему вина из этого графина. Налей и себе, но пить не пей. В вино подмешано сильное снотворное, но действие его очень коротко. Он заснет ненадолго, но крепко. В это время я и займу твое место. К тому же я предупредила его, что ты очень застенчива и умоляешь, чтобы в комнате не было ни одной свечи.
— Ты делаешь это ради меня? — изумилась Бесс.
— Нет, я делаю это ради себя. Я люблю его много лет, и все эти годы я сохраняла чистоту. Теперь я уже немолода, и я не хочу вступать в старость, не узнав, что такое мужские ласки.
— Ну, хорошо — а утром что? Он проснется и увидит тебя, а не меня. И тогда… Аннеми засмеялась.
— Во-первых, после моих объятий он рухнет в беспробудный сон до полудня. Во-вторых, на рассвете я потихоньку выйду из его спальни. А ты будешь уже на своем корабле. Ранним утром никто ничего не заподозрит. Пока Перегрин будет в снах еще раз наслаждаться моим телом, ты с возлюбленным выйдешь в открытое море.
— А потом? Ты подумала, что будет потом? Женщина пожала плечами.
— Да я еще час назад не знала, что решусь на этот трюк. Утро вечера мудренее. Важно одно: я сойду в могилу не бутоном, а раскрывшимся цветком. А Перегрин долго будет лелеять воспоминания об этой дивной ночи.
— А если он поймает нас за руку?
— Убьет обеих, — не задумываясь, сказала Аннеми.
— Значит, выбора нет. Мы должны сыграть безукоризненно.
Глухим эхом эти слова сопровождали Бесс, пока они Аннеми шли по пустынным залам к спальне Перегрина . Опасение нарастало с каждым шагом.
— Все, дальше ты идешь без меня, — молвила Аннеми, указывая на двери личных покоев Сокольничего, — не теряй головы. Помни, он должен выпить вино. И не подпускай его к себе, пока он не начнет засыпать.
Бесс затрясло. Забирая у Аннеми поднос, она едва пышно шепнула:
— Только не подведи меня. И постучала.
— Входи, — раздался голос Перегрина.
Нервно оглянувшись в последний раз, девушка толкнула дверь.
Во мраке фигура Сокольничего казалась темной громадой.
— Входи, моя дорогая. Я давно жду тебя.
Бесс замешкалась на пороге в полной темноте, без свечи она чувствовала себя потерянной и беспомощной. Спальня благоухала орхидеями. Девушка не видела их, но догадывалась, что цветами заполнено все.
— Иди же ко мне, Элизабет.
Она заставила себя сделать шаг-другой. Я не могу, кричала она беззвучно. Я не вынесу этого! Но продолжала идти.
— Я принесла вина, — молвила она. Собственный голос показался ей неестественно громким.
На запястье ее легла тяжелая рука.
— Передай мне поднос, — сказал Перегрин. — Я не нуждаюсь сегодня в спиртном.
Видит Бог, я нуждаюсь, про себя мрачно пошутила Бесс. Кьюти! Великий воин Кьюти, где же ты, ради всего святого? Сколько душевных сил пришлось приложить девушке, чтобы выдержать прикосновение рук Сокольничего. Он забрал у нее поднос, отставил его в сторону, взял в ладони ее лицо и наклонился, чтобы поцеловать.
Бесс почувствовала несвежее дыхание и непроизвольно отпрянула в сторону.
— Тебе холодно, — произнес он. — Забирайся сюда, ближе. Я обниму тебя, согрею.
— Я… я еще не совсем готова… Я бы хотела глоток вина.
Он прижался губами к ее шее.
— О, нет…
— Ты дала слово. У нас с тобой договор, Элизабет. Если ты нарушишь его…
— Нет, что… ты… — Она с трудом обратилась к нему по имени. — Перегрин, я глупо себя чувствую в темноте. — Девушка отодвинулась от него. — Зажги свечу.
— Как тебе будет угодно. — Бесс услышала шаги по комнате. Открылась дверь. — Лампу мне, быстро! — приказал он.
Лакей быстро выполнил поручение, и в спальню вплыл бледно-желтый круг света. Насчет орхидей Бесс оказалась права — на каждом столике стояли вазы с охапками этих цветов. Огромная кровать Сокольничего зловещей пастью угрожала девушке. Тяжелый черно-красный шелк балдахина отдавал трауром.
И тут взгляд ее упал на хозяина спальни. Дыхание перехватило: он был наг. Даже ночного колпака не оставил на бритой своей голове. Впалую грудь густо покрывали черные волосы, выпирал отвисший с возрастом живот. Бесс мгновенно отвела глаза, но все же успела заметить, что тело его ухожено и выхолено. Несомненно, он уделял себе немало внимания.
С лампой в руках Сокольничий подошел к кровати. Бесс быстро поставила между ними изящный столик на изогнутых ножках и начала разливать вино. Руки ее дрожали, так что на поднос проливались густые красные капли… как кровь.
— Твоя застенчивость очень мила, — протянул он. Девушка смотрела в черные проемы открытых окон и думала, далеко ли она убежала бы, если бы решилась на это. Далеко не убежишь…
— Поднимем бокалы за нашу сделку, — сказала Бесс, не сводя глаз с его лица.
Сокольничий принял из ее рук фужер. Приложилась губами к вину и она, только пить не стала.
— Довольно, Элизабет. В постель. Я утомлен этими играми.
Бесс пришлось забраться на пышные перины. Она съежилась в углу кровати, судорожно сжимая бокал.
— Расскажи мне о своей империи, — нарочито спокойно молвила Бесс. — Я столько слышала о Сокольничем, но никогда не предполагала, что…
Перегрин отставил в сторону фужер и, бросившись на постель, потянулся к девушке. Она будто невзначай плеснула вина на его обнаженную грудь. Сокольничий тихо выругался, и в этот момент с треском распахнулись двери.