— Я ничего не вижу, клянусь Эрликом! — воскликнул визирь.
— Не торопись, смотри внимательнее, — ответил колдун.
Темно-красные сгустки начали приобретать очертания людей, которые двигались по внутренней поверхности шара, перебирая ногами, словно мухи.
— Посмотри, может быть, узнаешь кого-нибудь, — предложил ему Мизра.
Визирь придвинулся поближе к сфере и сощурился, пытаясь различить черты лиц этих созданий.
— Вижу! — вдруг радостно закричал он. — Вот он!
— Кто?
— Этот мальчишка, Джунгир-хан… — Визирь осекся. — Значит, он жив?
— Выходит, что так, — спокойно ответил Мизра. — А из остальных никто тебе не знаком?
— Почему я должен знать эти твои привидения?
— Потому что это отражения духов твоих кровных родственников.
— Что, так много? — упавшим голосом спросил Мусаиб.
— Не совсем, положим, — медленно проговорил колдун, — это твои кровники до пятого колена из тех, кто сейчас жив.
— Ну, напугал… — Визирь вытер пот со лба. — Я уж думал…
— Тебя ведь интересуют потомки по мужской линии из рода, к которому принадлежали вы с Актер-ханом?
— Да, да, — радостно закивал визирь, втайне надеясь, что их будет гораздо меньше, чем этих, похожих на муравьев, ползающих по стеклу.
— Для этого надо еще кое-что сделать. — Мизра плеснул в сферу немного жидкости из хрустального флакона.
Внутри сферы закружился вихрь из красноватых фигурок, которые потеряли очертания людей, превращаясь снова в сгустки, только теперь они приобрели ярко-фиолетовый цвет. Сгустки собрались в один большой шар, он повис в центре стеклянного сосуда, временами внутри него вспыхивали огоньки, они разгорались все ярче и ярче, так что визирь прикрыл глаза от слепящего света, потом пламя уменьшалось, затихая, огни мерцали, как падающие звезды на темном небосводе.
Маг нараспев произнес несколько заклинаний и внезапно, засунув руку в сосуд, выхватил фиолетовый шар, который, словно живой, изменял свою форму, то вытягиваясь в длину, то вновь превращаясь в почти идеальную сферу.
— Протяни руки! — приказал Мизра.
Визирь, как во сне, выполнил приказание, и маг положил ему на ладони колдовской шар. Мусаиб чуть не закричал, когда почувствовал, что студенистое вещество начинает протекать сквозь сомкнутые ладони и, падая на каменный пол, превращается в стеклянные шарики, которые со звоном начали подскакивать, как будто магическая сила дергала их за невидимую нить. Сначала шариков было много, но потом часть из них с легким звоном испарилась, а остальные все увеличивались и увеличивались в объеме. Мусаиб стоял, расставив руки и боясь пошевельнуться, тупо глядя вниз на оставшийся шар, который прекратил свои прыжки и вращался на месте, как будто отдыхая после бешеной скачки.
— Тебе повезло, — словно сквозь туман услышал он голос Мизры, — по линии Актер-хана остался только один родственник. Ты последний после этого мальчика.
— Что же делать? — растерянно спросил визирь, будто сам не продумывал чуть раньше свои действия.
— Пожалуй, ты прав, — услышал он в ответ, — надо готовиться к переезду в Замбулу. Ты станешь там сатрапом, а я буду скромно жить под твоим крылом.
Убедившись, что погони за ним нет, киммериец замедлил бег лошадей, чтобы не привлекать излишнего внимания грохотом колес по ночным улицам Шангары. Через некоторое время тенистые аллеи и красивые дома сменились покосившимися заборами и узкими кривыми улочками.
«Ну, вот и Гадюшник, — удовлетворенно отметил про себя варвар, пустив лошадей шагом, потому что здесь недолго было угодить в канаву или яму, если не следить внимательно за дорогой. — Надо бы где-нибудь остановиться. Эх, жаль, что я не в Шадизаре!»— посетовал он, пристально оглядывая покосившиеся ограды и низкие убогие строения — лачуги местных босяков.
Конан не напрасно вспомнил милый его сердцу Шадизар. Там, в Пустыньке, каждый его знал. Если не лично, то уж, по крайней мере, все слышали о гиганте-киммерийце, и в любом проулке он мог схорониться так, что никто не смог бы его отыскать. Здесь, в Гадюшнике, он не опасался встретить стражников или солдат, потому что, как и в шадизарской Пустыньке, те не совали нос в это скопище лачуг и сараев, где запросто могли сгинуть без следа. С высоты козел варвар заметил справа от себя неяркий свет. Горел масляный фонарь или факел. Привстав, киммериец попытался определить, как туда можно проехать, и, немного поплутав в паутине проулков, выехал к глиняной ограде с воротами, сквозь щели которых пробивался свет и слышались голоса людей. Конан спрыгнул с повозки и постучал в ворота. Голоса мгновенно стихли, послышались шаги, в воротах отворилась узкая дверь.
— Кого там демоны несут? — В образовавшуюся щель просунулась нечесаная голова, принадлежавшая невысокому человечку, может быть, даже карлику.
— Нам нужен ночлег на одну ночь, — ответил варвар, согнувшись чуть не до пояса, чтобы оказаться вровень с говорившим.
— Ночлег? — Человечек пошлепал губами и оглядел киммерийца. — А откуда ты взялся, такой длинный?
— Из Киммерии, — ответил варвар.
— Это еще что такое? — полюбопытствовал карлик.
— Страна на Полуночи, далеко отсюда.
— Забавно… — Губы существа растянулись в подобии улыбки. — Ни разу не слышал…
— В мире есть много вещей, которые нам до поры неизвестны, — буркнул варвар, начинавший терять терпение. — Так ты пустишь нас на ночлег?
— А что я получу взамен, дубина ты киммерийская? — Черные глаза со странноватым блеском уставились на Конана.
— Отдам тебе повозку и лошадей, — сделал широкий жест киммериец, решив не обращать внимания на столь невежливое обращение.
— Небось, все это краденое?
— А тебе-то что от этого, туранская вошь? — усмехнулся варвар. — На них же не написано, чье это. Покупателей найдешь, не сомневайся.
— Туранская вошь, говоришь? — захихикал странный человечек. — Ну, ладно, тогда заходи. — Он повозился с засовом, и ворота начали медленно отворяться.
Конан повернул лошадей, и повозка, подпрыгнув на бугорке у въезда, вкатилась во двор. Шагах в пятидесяти от ворот стояло длинное деревянное строение, снаружи больше похожее на хлев для скота, чем на жилище человека: вместо дверей были большие ворота, под самой крышей поблескивала в скудном свете зажженных факелов пара узких окон. Но не дом, а сам двор поразил варвара: почти все пространство было заполнено множеством невысоких человечков, которые сидели на корточках и смотрели на въезжающую повозку такими же блестящими черными глазами, как и у открывшего ворота карлика. Их растрепанные волосы торчали во все стороны, словно иголки ежа.
«Нергал мне в печень! — выругался варвар. — Что это за люди? И люди ли они, вот в чем дело».
Он оглянулся назад, уже жалея, что сунулся в это логово, но ворота закрылись. Карлики сидели смирно, вполголоса переговариваясь между собой, и, видимо, ожидали, когда заговорит их предводитель. Конан, остановив лошадей, напряженно ждал, что последует дальше.
— Он просит ночлега! — объявил, подняв правую руку, впустивший варвара человечек, и только тут киммериец увидел, что у него всего три пальца, но зато неестественно длинных и с большими загнутыми ногтями.
«Вот вляпался! Кажется, опять какая-нибудь магия… — Варвар приготовился к возможным осложнениям. — Смыться бы отсюда!» Он хотел слезть с повозки, но словно неведомая сила сковала его волю, и он продолжал сидеть не двигаясь.
— Пусть ночует, — равнодушно выдохнула толпа.
— Иди туда! — Карлик указал киммерийцу на сарай.
— Я не один, — ответил Конан, спрыгивая с повозки и направляясь к ее заднему борту.
У варвара исчезло малейшее желание что-либо менять, и он продолжал делать все так, словно ничего странного не происходило. Он открыл дверцу, вытащил оттуда кожаный мешок и положил его на землю. Карлики, поднявшись, маленькими шажками придвинулись к нему и столпились полукругом, безмолвно глядя на мешок блестящими черными глазками. Конан, не обращая на них внимания, вытащил кинжал и распорол мешок по шву. Хафар спал, как ни в чем не бывало, посвистывая носом.