Прапорщик постучал в комнату Нади. Она открыла дверь. И отошла к окну.
В пустой комнате было нечего обыскивать. Не было даже корзинки для вещей.
Ромашов засуетился.
— Господин поручик! Это какое-то недоразумение. Все надо уладить! Дело в том, что Надежда Алексеевна моя невеста. Я за нее ручаюсь. Я готов сию минуту вместе с вами проследовать в штаб и все объяснить. Начальник контрразведки мой личный друг. — На бледном лице Ромашова лихорадочно блестели черные глаза.
Поручик козырнул. Надя стояла в оцепенении у окна. Ромашов взял фуражку и вышел с конвоем из дома.
Он скоро вернулся. Подошел к Наде.
— Успокойтесь, — сказал он, — вас никто не тронет. Но придется согласиться, что вы моя невеста.
Надя хотела крикнуть. Но спазма, как во сне, сдавила ей горло. Она упала лицом на кровать и затихла.
Ромашов на цыпочках вышел и прикрыл дверь.
Слух о том, что Надя — невеста директора, быстро разошелся в городишке. И Надя видела странные, недоуменные взгляды ее немногочисленных новых знакомых.
Особенно к ней приглядывался сутулый военный врач, полковник медицинской службы, с длинной рыжей бородой и лохматыми бровями, под которыми прятались чистые синие глаза. И порой Наде чудилось, что где-то она его встречала. Но когда это было?
И еще Даша, чувашка, прислуга Ромашова, со страхом смотрела на Надю и шепотом торопливо повторяла:
— Я боюсь хозяина. Как он кричит! Как он дерется!
— Глупая! — успокаивала ее Надя. — Ну когда же он на тебя кричал? Он добрый человек.
Но Даша не верила и с ужасом твердила свое:
— Как он кричит! Как он кричит!
А между тем чехи взяли Казань. Красные отступили к Свияжску.
Глава XI. ВОЗМЕЗДИЕ
30 августа в городишке разнесся слух, что в Москве, на заводе Михельсона правая эсерка Каплан выстрелом из револьвера тяжело ранила в плечо Ленина, когда он возвращался после митинга с завода.
Красные в Москве объявили террор. А в ночь на 1 сентября в Людоговском лесу крестьяне убили кольями белых офицеров: они возвращались в город верхами после очередной порки непокорных мужиков.
Обыватель насторожился. Значит, размышлял он сам с собой, власть-то белая еще не устоялась. Как бы не повернуло на старое. Теперь времена «красных» многим стали казаться более привычными, старыми. Среднему горожанину, у которого не было ни мучных лабазов, ни крупорушки, ни мельницы, ни маслобойки, белые, кроме налогов, ничего не принесли. Другое дело богачи и толстосумы-купцы. Они вернулись в свои дома, в свои владения, правда уже потерявшие былой блеск, но собственные. И долго по ночам, несмотря на закрытые окна, из этих особняков доносились пьяные крики, а порой стрельба перепившихся бравых офицеров.
Барышни в белых с английским шитьем платьях, в широких шляпах с восторженными лицами подносили иностранным офицерам букеты живых цветов.
Убийство в лесу напомнило, что жить беспечно еще нельзя.
В городишке ввели осадное положение. После шести часов вечера ходить по улицам запрещалось.
В нескольких километрах от Людоговки находилось бывшее имение бывшего министра иностранных дел, который вскоре после февральских дней уехал за границу.
Прекрасный каменный белый дом стоял никем не занятый, и Ромашову еще весною удалось убедить уотнароб передать имение, как опытный участок, для учительской семинарии.
В эти тревожные дни Советской власти было не до имения. И, пожалуй, в ревкоме были даже рады, что все-таки хоть кто-нибудь да присматривает за этим брошенным на произвол огромным хозяйством.
Дом был окружен старинным парком с липовыми аллеями, клумбами с редкими цветами, в тенистых уголках парка весной распускались крупные душистые ландыши. К парку примыкал большой фруктовый сад с яблонями, грушами, сливами и вишнями, а за садом простирались десятины прекрасной пахотной земли и лугов.
Кое-что в имении было уже расхищено. Вывезена прекрасная богатая обстановка. Реквизирована редкая библиотека. Весной восемнадцатого года поля остались незасеянными, парк и сад были заброшены. Дом не отапливался, окна были выбиты, разбиты дорогие зеркала и мраморные умывальники. Растащили и цветные изразцы и дорогой узорный паркет. Весной в теплицах все-таки зацвела виктория. Пышно цвели и яблони.
Ромашов, получив разрешение на охрану имения, прежде всего постарался все строения запереть на замки, забить досками окна и двери. В тайниках своей души он надеялся прибрать имение для себя.
Но, как только чехи заняли городок, новая власть передала имение военному госпиталю.