Козопас перевёл дух, ибо его захлёстывали чувства, с которыми он редко сталкивался в обычной жизни. Старик с улыбкой терпеливо ждал продолжения. Козопас снова торопливо продолжил рассказ:
— Тогда он вышел вперёд и запел. А никто бы не подумал, все решили, что откажется. Даже ключница так мне и сказала, обиделся дед, не будет ничего им петь.
— Что же не спеть-то, — усмехнулся старик, — от меня и тогда не убыло, да и теперь не убудет.
— И нам споёшь? — спросил плешивый, — про героев?
— Отчего нет? Спою.
Он повернулся к подростку, который всё это время скромно помалкивал.
— Подай-ка мне, парень, мешок.
Подросток не стал протягивать мешок издали, а встал, поднёс его старику и подал бережно, будто младенца, что ещё головку держать не научился.
Троянец развязал холщовый невзрачный мешок и вытащил оттуда ещё один, кожаный. Раскрыв его, аккуратно достал лиру.
При виде её даже несведущие в таких делах козопасы хором ахнули.
Лира была вырезана из черепахового панциря, и вся расчерчена тонким золотым узором — в тени кедровых лап вальяжно улеглись два льва Узор покрывал и еловую перекладину с золотыми колками.
— Это же как надо нить золотую проволочь! — восхитился рыжий, — ведь с волосок!
— Да уж, — согласился Троянец, — теперь такую работу днём с огнём не сыскать.
Он взял в руки костяной плектр и провёл им по струнам из овечьих кишок. Те издали мелодичный звон, но старику он не понравился. Скривившись, Троянец подкрутил колки, ударил по струнам ещё несколько раз. Наконец, недовольная гримаса покинула его лицо.
— Про героев, значит?
— Про вашего спой, — попросил щербатый, — ты про него тогда пел.
Старик ударил по струнам раз, другой, ловко приглушая некоторые пальцами, и заиграл перебором.
— Он прощается с женою, он прощается с родными,
Знает, что идёт на битву, из которой не вернётся.
Это боги присудили ему жребий проиграть.
Щербатый расчувствовался настолько, что принялся подпевать. Но запнулся на мгновение, пытаясь вспомнить, какие слова шли дальше. Немного пропустил, но потом пошло уже более связно.
— … Отвечал тогда герой им,
Ни о чём я не жалею,
Ведь судьбу мне боги дали,
Лучшей нет на свете белом,
За Отчизну умереть.
Троянец видел, какое сильное впечатление песнь произвела на этих людей, которые в жизни много повидали. Только хорошего было в ней мало. Мечты о несбыточном, небывалом и прекрасном проникали и в их мир. Только сказитель стал первым, кому удалось поднять их из тьмы повседневных забот. Они стали наперебой расспрашивать сказителя:
— Это правда, что ты из Трои?
— Да, это действительно так. Но родного города я почти не помню. Когда я был ребёнком, меня увезли на восток.
— А что там, на востоке?
— Там лежала великая страна хатти, — сказал старик.
Голос его дрогнул, а плектр ударил резко, едва не оборвав жалобно звякнувшую струну.
— Да… Была великая страна. Нет более.
На лицо его легла тень. Он поднёс ладонь к сердцу. Подросток, который всю песню стоял рядом на коленях, осторожно коснулся плеча старика. Тот глубоко вздохнул и покачал головой. Ласково взлохматил русые вихры мальчика.
Его родители надеялись на спокойную жизнь, вдалеке от границ, ставших в одночасье немирными. Детство и юность он провёл в огромном городе. Мечтал, что продолжит славу древнего рода и послужит великому лабарне, Солнцу, как все его предки.
Но лабарна, занявший Железный трон в дни юности Троянца, оказался последним правителем хатти. При нём держава погибла. Многие из её людей остались, но им пришлось выживать на развалинах.
Троянец сумел спастись в огне великих пожаров и пережил смерть собственного мира.
Мало что сохранилось в нём от того юноши, полного надежд. Он уже ничем не отличался от здешних бедняков. Но это было всего лишь оболочкой. Ведь тот, у кого в душе хоть раз звучала лира Лучезарного бога, владыки Трои, уже не сможет молчать. Он разорвёт собственную душу, будет умирать в каждом стихе и песне, но люди услышат звук божественной музыки, голос самого бога.
Огонь, уничтоживший столицу хатти, поглотил и города её соперников. Прежний мир рухнул, словно здание, под обломками которого они сидели сейчас. Общее горе, необходимость жить в любых условиях, сблизили бывших врагов.
— Я слышал про великий город далеко на востоке, Хаттусу, — сказал щербатый парень, — лет десять назад, когда купцы из Эфиры до наших краёв ещё доезжали, один рассказывал, что стоит этот город в стране баб-воительниц.