– Точно, – ответил я. – Французы обычно сажают в тюрьму, которая у них называется «Бастилия». Потом тебе передают напильник, спрятанный в буханке хлеба, и ты спиливаешь решетку на окне и скользишь вниз по веревке, а они стреляют тебе вслед, но, конечно, промахиваются, и ты бежишь к морю, что есть сил, и плывешь к английскому фрегату и… вот и все!
Гарольд явно оживился. План показался ему привлекательным.
– Если они попытаются взять нас в плен, – сказал он, – мы сразу сдадимся, хорошо?
Однако, малодушный враг все не показывался, и мы оказались в какой-то странной незнакомой местности, довольно безлюдной, в которой наверняка водились львы и начинали с наступлением сумерек свою страшную охоту. У меня засосало под ложечкой, да и Гарольд довольно сильно трусил. Меня уже начали одолевать унылые размышления на тему знаменитого мужества французских солдат, как тут офицер подозвал к себе одного из кавалеристов и отдал приказ. Отряд, от которого мы итак довольно сильно отстали, внезапно перешел на рысь и растворился в воздухе.
Я вдруг начал понимать, как глупо мы поступили, отправившись вслед за солдатами.
– Они атакуют? – немного устало, но довольно храбро воскликнул Гарольд.
– Вряд ли, – задумчиво ответил я. – Перед атакой офицер обычно произносит речь. Все вытаскивают мечи из ножен, трубят трубы и… давай попробуем срезать. Может, мы их нагоним.
Мы ринулись через поле на другую дорогу, простучали по ней башмаками какое-то время, потом снова, задыхаясь, почти потеряв надежду, побежали полем. Солнце село, начал накрапывать дождь. Грязные, запыхавшиеся, совершенно измотанные, мы шли наугад, пока, наконец, не вышли к настолько незнакомой, безликой дороге, на равнодушной белой поверхности которой не оказалось ни единого знака, даже намека, способного хоть как-то подсказать нам направление, что сомнений больше не осталось – мы безнадежно заблудились. Шел мелкий нудный дождь, начало смеркаться. Бывают моменты в жизни, когда любой человек имеет право заплакать, и я бы заплакал, если бы со мной не было Гарольда. Этот разумный ребенок считал старшего брата почти Богом, и я знал, что рядом со мной он чувствует себя в безопасности, словно отряд стражников соорудил вокруг нас стену из штыков. Но я страшно боялся, что он опять начнет задавать вопросы.
Пока я немо глазел в безответный лик природы, моих ушей достиг звук, похожий на шум колес, и пульс надежды вновь забился в моей груди. Моя радость росла и увеличивалась с каждым мгновеньем, потому что в подъезжающем экипаже я узнал коляску старого доктора. Если когда-либо Бог и появлялся из машины, то сделал он это именно теперь, когда посланный небесами друг увидел нас, остановился и выпрыгнул навстречу с веселым возгласом. Гарольд бросился к нему.
– Вы там были? – крикнул он. – Славный был бой? Кто победил? Много людей полегло?
Доктор казался озадаченным. Я быстро объяснил ему в чем дело.
– Ясно, – сказал доктор.
Он придал своему лицу серьезное выражение и озабоченно огляделся по сторонам.
– Дело в том, что сегодня битвы не будет. Ее отложили из-за погоды. Но, вы ни в коем случае не пропустите возобновления боевых действий. А сейчас залезайте в коляску, и я отвезу вас домой. Ну, вы и искатели приключений! Вас же могли принять за шпионов и застрелить!
Нам не приходило в голову, что мы подвергались подобной опасности. И эта новая опасность усилила ощущение домашнего уюта, когда мы устроились на удобных подушках в коляске и катили домой. Доктор всю дорогу развлекал нас леденящими кровь рассказами о собственных приключениях. За свою военную службу он успел побывать в каждом уголке земного шара. Со временем – разрушителем всего прекрасного – мне приоткрылась безосновательность этих историй, но что с того. Существуют вещи выше самой правды, и когда доктор довез нас до ворот родной фермы, мы окончательно примирились с тем, что битва в тот день так и не состоялась.
В поисках принцессы
В тот день я был удостоен зубной щетки. Девочки часто получали подобные награды, мы же, мальчишки, никак не могли взять в толк, к чему эта система призов, разве что для того, чтобы поощрять созданий физически и умственно, как показала их любовь к сплетням, слабее нас. Сами мы никогда особенно не стремились получать подобные награды. Эдвард, например, свою щетку использовал для чистки беличьей клетки, когда же ловил на себе суровый начальственный взор, заимствовал ее у меня или у Гарольда, неважно у кого. И все же, случалось, нам было по душе подобное возвеличивание. Что же еще могло нас возвысить до такой далекой, но страстно желаемой, бритвы?