«Мужицкий кишлак», как называли местные жители красивую и аккуратную деревеньку Первомайскую, возник более тридцати лет тому назад, а точнее, — 1 мая 1870 года. В тот памятный день сюда прибыли переселенцы из глубин России. Кругом простирались песчаные холмы, болота и заросшие камышом засоленные земли. Вначале все переселенцы жили в домишках, слепленных из камыша. Впоследствии появились прямые ровные дороги, в село стали ввозить на арбах, верблюдах гравий, заработала печь для обжига кирпича. Один за другим в центре села выросли крепкие, добротные дома, устремилась куполом в небо церковь. Сейчас здесь, кроме мужиков, занимающихся садоводством, выращиванием зерна и частично охотой, проживают семьи чиновников, занятых на разных государственных должностях.
Сергей Степанович Рябов по прозвищу Сергей-Табиб, к которому держал теперь путь Намаз, прибыл сюда в ссылку; работает учителем в здешней русской школе, врачует больных. Живет один-одинешенек, человек суровый, вспыльчивый. В летнюю пору Рябов уходит в горы, собирает лечебные травы, коренья. Посещая узбекские кишлаки, изучает привычки и обычаи местных жителей. Немного говорит по-узбекски. Они с Намазом познакомились, когда Сергей-Табиб лечил жену покойного ныне Ивана-бая, у которого Намаз прислуживал по хозяйству. С тех пор поддерживают дружеские отношения. Сергею Степановичу Намаз пришелся по душе своей честностью и искренностью, немалую роль в этом сыграло, видимо, и его хорошее знание русского языка. Намаз приносит лекарю подстреленных на охоте уток, лысух и диких кабанов, частенько остается у него ночевать. И почти каждый раз уходит с коробом дроби, которым оделяет его Сергей-Табиб.
Рябов сидел на сури[17], в небольшом дворике, огороженном камышовым заборчиком, и играл на скрипке. Заметив гостей, он отложил инструмент и встал.
— Намазбай, ты ли это? — спросил он по-узбекски.
— Вы не ошиблись — он самый, — ответил Намаз по-русски.
— Ей-богу, сидел тут и с тоскою думал, что опять буду шурпу в одиночестве хлебать, — заговорил на родном языке и Сергей-Табиб. — Ты очень вовремя приехал, Намаз.
— Я к вам больных привез.
— Племянники, что ли? — спросил Рябов, внимательно разглядывая мальчишек.
Намаз объяснил, откуда ребята.
— Дела неважнецкие, — произнес лекарь, осмотрев ребят.
— Ничем нельзя помочь? — опешил Намаз.
— Не знаю, не знаю… может, и удастся спасти мальцов. Лишь бы у этого, с болячками, кровь не оказалась зараженной.
— Никого-то у них, бедняжек, нет, — проговорил тусклым голосом Намаз.
— Что ты заладил! — прикрикнул на него Сергей-Табиб. — Будто я не вижу! Забодай их блоха… Вон до чего детей своих доводят, а сами, будто одной мало, по нескольку жен берут, по пятнадцати дней свадьбу гуляют, азартными играми увлекаются!.. А такие, как ты, бездельники, только и знают, что с ружьишком по чащобам лазят, охотятся!
Сергей-Табиб вынес из дома стеклянную баночку.
— Вот этой мазью будешь мазать язвы у своего Хайитбая, — сказал он. — Достаточно один раз в день, не то, боюсь, обожжет… А как зовут вот этого стебелька?
— Тухташбай.
— У Тухташбая сильная простуда, нечисто в легких. Голод окончательно подорвал его силы. Ты фазанов стреляешь по-прежнему?
— Стреляю.
— Дома сандал[18] есть?
— Можно поставить, нетрудно.
— Дрова из урючины найдешь?
— Если постараться, думаю, что…
— Нет, ничего не выйдет, — с сомнением покачал головой Сергей-Табиб. — Не справишься ты. Плодить детей вы умеете, а вырастить поручаете аллаху! Сколько за одну эту весну таких вот бедняжек погибло, если бы ты знал! Оставь их, обоих оставь: сам присмотрю за ними, сам на ноги поставлю. Только ты через день наведывайся. Договорились?
— Договорились.
— Еще бы не договорились, ты ведь затем и привел их сюда, что знал, Сергей-дурак оставит их у себя, как же иначе! И доставь мне сюда барсука! Барсучий жир им необходим.
Когда сели за шурпу, Сергей-Табиб шутил, смеялся, стараясь развеселить заметно приунывших ребят.
Вскоре Намаз, пообещав непременно раздобыть барсука, а также приносить дичь, которую удастся подстрелить на охоте, распрощался с Сергеем-Табибом. Выйдя на улицу, он обнаружил, что Акрамкул и не думал уезжать: он дремал, склонив голову, на нераспряженном коне и ждал его.
Вдвоем они отправились в Джаркишлак.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПАХСАКАШИ
Джаркишлак среди окружающих его селений считается самым красивым. Под боком протекает шумная река Кият. Кишлак расположен на возвышении, откуда Джиянбекские степи предстают перед глазами как на ладони. У самого кишлака проходит широкий тракт. Путники, следующие к своей цели на лошадях, ишаках, верблюдах и арбах, обычно останавливаются в чайхане, расположенной на берегу Кията, чтоб утолить жажду в знойную летнюю пору, дать животным отдохнуть. Уезжая, они возносят благодарственную молитву людям, освоившим эти пустынные земли. Года уже четыре и Намаз числится жителем этого кишлака. Вначале он жил у своего зятя пахсакаша[19] Халбека. Два года назад тот выделил ему из своего участка два танаба[20] земли. И Намаз при помощи того же сердобольного зятя выстроил себе дом о семи потолочных балках.
18