– Мисс Бенсон, – окликнула ее завуч. – Извините, но зачем вы взяли мои новые ботинки?
Справедливый вопрос, но Марджери понятия не имела, как на него ответить. Ее тело, казалось, решило взять командование на себя, напрочь отключив мозг. Она прошла мимо завуча, мимо чайника, мимо остальных учителей – она, даже не оборачиваясь, знала, что они все тут же проснулись, завозились и растерянно уставились на нее, открыв от изумления рот, – и покинула учительскую, держа в одной руке бутсы для лакросса, а в другой свою сумку. Затем, пробравшись сквозь плотную толпу девочек, она торопливо двинулась к главному вестибюлю.
– Мисс Бенсон! – раздалось у нее за спиной. – Мисс Бенсон!
Господи, что это с ней, что она такое делает? Словно мало было того, что она унесла чужие ботинки, так ее руки, похоже, решили пойти дальше и, как бы компенсируя ту мертвенную пустоту, что царила в ее душе, стали без разбора хватать все подряд. Серебряный кубок, связку спортивных нагрудников с номерами и даже огнетушитель. Марджери пребывала в каком-то ужасном состоянии: вместо того чтобы извиниться и вернуть вещи обратно, она только все усугубляла, поступая в тысячу раз хуже. Она широким шагом миновала директорский кабинет и ту запертую дверь, что вела на спортивную площадку, и оказалась в главном вестибюле – которым, как всем известно, преподавательскому составу было строго запрещено пользоваться в течение рабочего дня и который был сплошь увешан портретами прежних директоров, точнее, директрис, и они все до одной определенно были девственницами.
Завуч по-прежнему тащилась за ней следом, с каждой секундой подбираясь все ближе.
– Мисс Бенсон! Мисс Бенсон!
Марджери лишь с третьей попытки смогла открыть тяжелую парадную дверь, с огромным трудом удерживая в руках все то, что прихватила по дороге. Она, например, никак не ожидала, что огнетушитель окажется таким увесистым. Ей казалось, что она несет на руках тяжеленького полуторагодовалого ребенка.
– Мисс Бенсон, как вы смеете?
С силой потянув на себя дверь, Марджери успела не только проскользнуть в образовавшуюся щель, но и, обернувшись, мельком увидеть белое, застывшее лицо преследовавшей ее женщины. Завуч теперь была уже так близко, что казалось, вот-вот вцепится ей в волосы, и Марджери в ужасе с силой захлопнула дверь, услышав пронзительный крик своей преследовательницы и подумав, что, наверное, повредила ей руку. У нее мелькнула мысль, что надо бы прибавить ходу, но тело ее, уже успевшее проявить невероятную активность, явно свои возможности исчерпало и теперь нуждалось в отдыхе. Впрочем, гораздо хуже внезапно навалившейся на Марджери усталости было то, что теперь за ней гналась уже целая толпа – несколько учителей и небольшая, но довольно плотная группа возбужденных учениц. Выбора у нее не оставалось, и она продолжала бежать, хотя в груди у нее жгло огнем, ноги подкашивались, а тазобедренный сустав уже буквально разламывался от боли. Когда она, спотыкаясь и пошатываясь, миновала теннисные корты, ей показалось, что мир начал вращаться в обратную сторону. Бросив в первую же канаву огнетушитель, кубок за победу в волейбольном соревновании и спортивные нагрудники с номерами, она ринулась к главным воротам. Увидев, что автобус номер семь медленно вырастает над вершиной холма, Марджери, неуклюже подпрыгивая и прихрамывая, поспешила к автобусной остановке, стараясь как можно быстрее переставлять огромные ступни своих великолепных длинных ног и по-прежнему зажимая под мышкой коробку, в которой с грохотом мотались чужие ботинки, словно схваченного в охапку строптивого домашнего любимца.
– Даже не надейтесь, что вам это с рук сойдет! – донеслось до нее, когда до автобусной остановки оставалось всего несколько шагов.
Автобус, обогнав Марджери, остановился. Свобода была совсем рядом, но как раз в этот момент тело Марджери отказалось ей повиноваться; видимо, ее настиг шок от пережитого. Кондуктор дал звонок; автобус начал медленно отползать от остановки, где Марджери наверняка бы и осталась, если бы два каких-то решительных пассажира не втащили ее внутрь, ухватив за лацканы жакета. Оказавшись внутри, она застыла в нелепой позе, вцепившись в стойку у двери, не в силах вымолвить ни слова и почти ничего не видя перед собой, а автобус тем временем увозил ее все дальше от школы. Ни разу в жизни Марджери Бенсон не совершила ни одного предосудительного поступка. Ни разу в жизни она ни у кого ничего не украла, если не считать того, что однажды – всего однажды! – она сознательно не вернула одному мужчине его носовой платок. И сейчас от ужаса у нее шумело в ушах, сердце билось болезненно и сильно, а по спине бегали мурашки. Но единственное, о чем она в данный момент была способна думать, это некое место, носящее название Новая Каледония.