Ее темные глаза прикрылись белыми мембранами, и мне было неясно, удовольствие или беспокойство они выражали. Одна из ее паукообразных рук легла на рукоятку меча.
— Он говорит, что у меня есть некоторый опыт.
Моя рука дрожала, и я пролила чай, не к месту засмеявшись.
— Ну, что же, тебе придется слушать его, при условии, что это будет так, как ты захочешь.
— Думаю, что да. — На ее лице отразилось сомнение. — Но я еще не принадлежу к такширие… Не знаю, следует ли мне об этом говорить вам, Кристи.
— Что говорить?
— О том, что сегодня произошло в доме-колодце. — Она грациозно пожала плечами. — Я не подруга Орландис, с чего бы мне передавать ее сообщения… Она спросила, не придете ли вы к ней. Думаю, сейчас она находится в Цитадели. Я не знала, говорить ли мне вам об этом или нет.
— Тебе всегда нужно рассказывать мне о подобных вещах.
Звонок и чисто пробил над освещенным солнцем городом колокол, отмечая середину второй половины дня.
— Вы пойдете?
— Ты можешь сразу седлать Ору, — ответила я; — я поеду в Цитадель и поговорю там с людьми. Этим я ей, по крайней мере, еще обязана.
— Она выразила желание, чтобы вы посетили ее. Понимаю. — Эвален скрестила руки. В падавшем через отверстие в крыше свете ее грива казалась серебристой, а глаза блестели, как стекло. Каменные стены Цитадели дышали холодом. — С'арант, это не было бы разрешено жителю Южной земли и, пожалуй, никому из иностранцев, но моя мать и Орландис… Если желаете, то можете недолго поговорить с Рурик-амари.
— Речь идет о ее желании, а не о моем. Но я поговорю с ней.
— Вас отведет туда Ромаре, — сказала она и позвала секретаря. Остерегайтесь сделать больше, чем просто поговорить с предательницей.
Молодой секретарь проводил меня вниз по каменным лестницам и коридорам, где по гладким стенам, высеченным в скальной породе, стекала вода, сконденсировавшаяся из воздуха, и в холодном воздухе от дыхания образовывался пар. Мы миновали запертые двери, прошли по винтовым лестницам внутрь скалы, на которой была сооружена Цитадель, и прошагали мимо небольших комнат, в которых возле чаш с тлеющими углями грелись и играли в охмир стражники.
Меня вежливо, но решительно обыскали, прежде чем разрешили доступ в находившееся еще дальше и глубже другое охраняемое помещение.
В нем за столом сидела Рурик. Она поднялась, увидев меня.
В комнате рядом с нею находилось пятеро ортеанских охранников. Ромаре остановился в двери. Это было крошечное помещение, где не было возможности уединиться. За нами наблюдали прикрытые перепонками внимательные глаза.
— И что же, черт возьми, вы надеетесь от меня услышать? — выпалила я наконец.
Она прислонилась к стене и выдала знакомую мне улыбку. Я почувствовала большое желание ударить ее. Она дала мне понять, какие симпатии я все еще испытывала к ней.
— У меня есть одна удивительная идея… Далзиэлле большей частью уже сформулировала ее, но то, чего она не упомянула, прекрасно дополнили моя и ее дочери. — Она откинула свою черную гриву в сторону от повязки и самоуверенно посмотрела на меня. Мне вспомнилось, что сказала Сутафиори: выжечь клеймо и изгнать.
Стоя я чувствовала себя неуютно, поэтому села напротив нее.
— Сегодня вечером я отправлюсь, сказала она. — В порту стоит корабль, который доставит меня к Покинутому Побережью. А вы плывете к восточным островам?
— В седьмой день. Надеюсь, что застану «челнок».
— «Челнок». — Она повторила это слово, и оно странно слышалось из ее уст с ортеанским произношением. Это означает более далекое изгнание, чем мое.
— Я не сделала ничего, что лишало бы меня возможности вернуться. О, это некорректно с моей стороны, я знаю, — сказала я. — Да и почему я извиняюсь?
Она икнула. В ее облике не ощущалось никакого беспокойства, глаза оглядывали камеру, лишенную окон.
Почти про себя она сказала:
— Я бы хотела посмотреть на город.
— Я в это не верю, — сказала я. — Все время, когда мы ехали в Корбек, а затем в Ширия-Шенине и сейчас… Думаю, что не понимаю этого.
Мигательные перепонки прикрыли ее глаза, не имевшие белков, и те показались мне звериными, чужими и непостижимыми.
— Почему вы приплыли в Мелкати? — спросила я.
— Я хотела… не знаю.
— Мои ошибки вас не касаются. — Ее рука, темная, с ромбовидным рисунком, пробежала по пустому поясу. Она тряхнула головой. — Мне было бы проще справиться с таким послом, как Хакстон, Керри или этот врач Адаир.
— Скажите мне одно, — предложила я. — Вы приказали убить Канту Андрете или Бродин сказал правду?
— Бедняга Хараин… — Она подняла голову. — Разве не говорится, что истинным участником всех игр является случай? Это верно.
Тишину нарушали сухое покашливание Ромаре и негромкое постукивание фишек, доносившееся из угла, где вокруг чаши с углями сидели стражники.
— Почему вы хотели, чтобы я навестила вас?
— Я хотела знать, придете ли вы. Кристи, вы понимаете меня лучше, чем люди моей расы. Не угодно ли было Богине, чтобы обе мы родились не в том мире? Как вы думаете? — Она несмело улыбнулась. — Есть много миров, а вот этот — один из самых небольших. Однако это не столь важно; теперь я покидаю здесь все, и даже если вас опять направят сюда, мы больше не встретимся. Таким образом, я только хотела с вами попрощаться.
— Что вы будете делать?
Она удивилась.
— Я выжила с помощью рассудка, когда еще была аширен-амари; не пропаду и теперь.
Ромаре дал мне понять, что пора уходить. Я встала. Тут мне пришла в город мысль.
— Вы думали о Касабаарде?
— О городе Коричневой Башни? Не думаю, что там желали бы моего появления.
— Чародей не вмешивается во внутренние дела Южной земли. Во всяком случае, он меня в этом заверил.
— Посланница… — сказал от двери Ромаре.
— Я подумаю об этом. На Покинутом Побережье много городов, — сказала Рурик с печальной улыбкой. Я вспомнила, что она была готова уплыть вместе с бел-Олиньи. — Да пошлет вам Богиня безопасный путь, Кристи.
Я не могла оценить, несколько искренней была ортеанка. Затем меня снова провели тем же путем и снова обыскали. После всего этого я вышла из Цитадели на свежий воздух и солнечный свет. Это был последний раз, когда я видела амари Рурик Орландис.
Наступил шестой день.
— Я не жалею о том, что придется уехать, — сказала Родион. — Медуэнин — хорошая телестре, а Рилот будет хорошей кормилицей… Чувствуете?
Она взяла мою руку и положила ее пониже своих грудей. Я почувствовала, как подрагивала ее кожа. Это были движения, не имевшие ничего общего с теми, какие производит ребенок земного человека.
Она улыбнулась. Ее грива не была заплетена, и ветер забрасывал ей волосы на прикрытые перепонками глаза. Они были золотыми.
Когда мы выезжали из Таткаэра, она явно очень постаралась выглядеть похожей на представителей народа колдунов.
Мархацы пощипывали недалеко в стороне мох-траву. Здесь, в ложбине, мы пообедали, а теперь просто сидели. Под кривыми ярко-красными зику пышно цвели лазоревые цветы тысяч. День был жарким. Марик и Блейз спокойно разговаривали друг с другом, и я видела, как молодая женщина прикасалась к своим мечам, упоминая имя Телук.
— Я так никогда и не поблагодарила вас за телестре на рее Ай, — сказала Родион.
— Да тут не за что…
— Это спасло мне жизнь. А в Касабаарде… — Ее золотые глаза прояснились. — Не знаю точно, Кристи. Когда вы покидали Ширия-Шенин, мне более всего другого хотелось отправиться с вами. Я хотела путешествовать. Теперь, после риардха, у меня уже не будет больше такой возможности. И не знаю, хочу ли вообще покидать Южную землю.
— Ведь это только на один год.
— Да к тому же в хорошей компании, я знаю. Путешествовать — ненадежное занятие, — сказала она, — но, думаю, я вернусь, а также и вы. Я знаю. Мы встретимся в Таткаэре.
— Надеюсь.
Молодой говорящий с землей, ехавший со всей группой в Медуэнин, подошел к нам и сел на землю. От него исходило такое же веселое спокойствие, какое я наблюдала и у Телук.