- Точно! - рубанул ладонью воздух Шоулз. - Возможно, пришельцы были вынуждены дать потомство, совсем не похожее на них самих. Другое при здешних условиях не выжило бы. Допускаю, что звездолетчики немного видоизменили планету. Создали горячие ключи, чтобы во льду появились необходимые для жизни проталины. Следовательно… - Он многозначительно умолк.
- Следовательно?
- Существо, которое мы добыли во льду, - потомок тех древних звездолетчиков. Ему подобные сейчас плавают в море Чжао Мэнг-фу.
Шоулз умолк, пристально глядя на Ларионову. А она смотрела в свою чашку с кофе.
- Потомок пришельцев? Через пять миллиардов лет? Шоулз, на Земле от появления первых одноклеточных прокариотов прошло всего три с половиной миллиарда лет. И на Земле периоды появления или возникновения филюмов - таксономических типов - в десятки раз короче срока существования котловины Калорис. Да за такие периоды организмы видоизменяются до неузнаваемости. Как же ухитрились сохранить первозданный облик ваши меркурики?
На лице Шоулза отразилась неуверенность:
- Ну, возможно, они все-таки эволюционировали, и существенно, - предположил он. - Просто нашему глазу эти изменения не видны. К примеру, червь-паразит может быть гадким потомком какого-нибудь безобидного животного, привезенного звездолетчиками.
Диксон почесал шею в том месте, где темнел след грязного воротника:
- Все-таки остается непонятным, зачем меркурику пробиваться наверх.
Шоулз глотнул остывшего кофе и заявил:
- У меня и на этот счет есть идея.
- Так и знала, - уныло произнесла Ларионова.
- Стремление выбраться на поверхность - это атавистическая тяга к звездам.
- Что-о?!
Шоулз смутился еще больше, но все же пояснил:
- Внедренная расовая память заставляет меркуриков искать свою потерянную родину. А почему бы и нет?
Ларионова фыркнула:
- Кеван Шоулз, да вы романтик!
На экране высветилась строка. Диксон наклонился, ответил на вызов и принял сообщение. Затем посмотрел на Ларионову, его луноподобное лицо оживилось:
- Ирина, найден второй меркурик.
- Целый?
- Более того! - Диксон встал и потянулся за шлемом: - Еще живой.
Меркурик лежал на присыпанном пылью льду. Вокруг столпились люди в скафандрах, темные лицевые пластины делали всех одинаковыми.
Ларионова увидела живой, точнее, умирающий организм конической формы, сплошь покрытый багровыми ссадинами. Из замерзающей плоти торчали осколки прозрачного щитка. Под ними конвульсивно вытягивались, содрогались уцелевшие реснички. Цвету них был совсем не такой, как у реконструкции Диксона. Желтоватые, почти золотистые нити.
Диксон быстро сказал несколько фраз своим людям, затем подошел к Ларионовой и Шоулзу:
- Спасти его не удастся. Похоже, не выдержал перепада давлений и температур, когда мы добурились до его щели. Разорваны внутренние органы…
- Подумать только! - Кеван Шоулз стоял рядом с Диксоном, сцепив руки за спиной. - Под нами, наверное, миллионы этих организмов, и никуда им не деться из пещер и туннелей. Ну на сколько может уйти такой от жидкого слоя? Ярдов на сто, не больше.
Ларионова опустилась на колени, придавив сетку обогревателя между слоями ткани, и заглянула в мутнеющие глаза - звукоулавливатели? - меркурика. Тот раскрыл грозные острые жвала и сомкнул, не издав при этом ни звука. Ей вдруг захотелось протянуть руку в перчатке и дотронуться до израненного бока этого животного… нет, разумного существа, чья раса, наверное, совершила межзвездное путешествие и пять миллиардов лет провела в ледовом плену для того, чтобы встретиться с ней, Ириной Ларионовой…
И все же ее не оставляло подозрение, что изящная гипотеза Шоулза ошибочна. Очень уж грубо скроен организм меркурика. Разве может быть таким потомок вышедшей в космос расы? У хозяев лежащего в Калорисе корабля наверняка имелись средства, чтобы создать кого-нибудь посложнее и поэстетичнее. Диксон недавно говорил, что у этого существа нет никаких конечностей, даже рудиментарных.
«Рудиментарные конечности, - вспомнила она. - О Лета!»
- Доктор Ларионова, что с вами? Она задумчиво посмотрела на Шоулза;
- Кеван, я вас романтиком назвала. Но сейчас думаю, что вы правы почти во всем. Почти, но не совсем. Помните, вы предположили, что паразит влияет на поведение меркурика, заставляет его двигаться к поверхности.
- И что?
Вот тут Ларионова все поняла:
- Я не думаю, что меркурик произошел от звездолетчиков. Но его интеллект, вероятно, развивался здесь, под чужим воздействием. Скорее всего это потомок какого-то животного, привезенного на корабле. Ручная зверушка, мясная скотина… да хоть желудочная бактерия. За пять миллиардов лет кто угодно мог превратиться в кого угодно. И в борьбе за место у недолговечных горячих ключей стимулов для развития ума было предостаточно.
- Ну а сами звездолетчики? - спросил Шоулз. - С ними-то что сталось? Погибли?
- Нет, - ответила Ларионова. - Нет, вряд ли. Но они тоже значительно эволюционировали. То есть, наоборот, регрессировали. Потеряли ко всему интерес. Только одно сохранилось в них за все эти бесчисленные годы: тяга к возвращению на поверхность ледяной толщи, а когда-нибудь, возможно, и на родные звезды. Эта тяга пережила даже утрату самого сознания. В незапамятные времена последний реликт разума превратился в глубинную биохимическую установку: вернуться домой. Подчиняясь этой внутренней команде, существа, некогда разумные, а сейчас - безмозглые паразиты, селятся в телах меркуриков.
Золотистые реснички меркурика встрепенулись в судороге, которая пробежала по всему обледенелому телу. Больше он не шевелился.
Ларионова встала. Обогреватель не помог - колени и лодыжки одеревенели от стужи.
- Пошли, - сказала она Шоулзу и Диксону. - Рекомендую сворачивать базу, и как можно скорее. Теперь это заповедник для ученых, и скоро сюда градом посыплются университетские экспедиции.
Диксон набычился:
- А чем прикажете «Тот» снабжать?
- Чем снабжать? Обращусь в Суперэт. Есть на примете ледяной астероид…
«Ну вот, - подумала она, - наконец-то можно поспать. А потом снова за работу».
В сопровождении Шоулза и Диксона она побрела по тонкому слою пыли к жилому куполу.
Золотые Реснички чувствовала животом лед. Но над ней льда не было, и не было воды. Было лишь бескрайнее ничто, в котором без всякого эха тонули отчаянные импульсы слепых глаз.
Поразительно, невероятно! Она выбралась из льда! Разве может такое быть? Наверное, она попала в огромную пещеру; потолок слишком далеко, вот и пропадает эхо… Ведь мир - это бесчисленные ярусы пещер, соединенных друг с другом бесконечной сетью туннелей…
Так это или не так, ей уже не узнать. По телу разливается смертное тепло. Сознание тает, как лед, и утекает по сужающемуся туннелю памяти.
Stephen Baxter. «Ciliа-of-Gold». © Bantam Doubleday Dell Magazines, 1994. © Перевод. Корчагин Г.Л., 2002.