Владимир Михайлов, чья муза долго разрывалась между action и философствованиями, склонился в сторону последних. В его новом романе «Беглецы из ниоткуда» (продолжении старой книги «Дверь с той стороны») бездействия стократ больше, чем действия. А предыдущий роман «Вариант „И“» — формально фантастический — и вовсе отдан геополитике. Автор остросюжетной тетралогии о капитане Ульдемире, Михайлов в «Варианте „И“» пожертвовал динамикой ради квазиисторических экскурсов и возможности высказать следующую идею — нашей стране следует поднять зеленое знамя Пророка и утвердиться в качестве исламской сверхдержавы. Чтобы озвучить столь экзотический рецепт спасения России, Михайлов поставил на кон главное, что имеет, — репутацию одного из видных представителей «старой гвардии» НФ. Кто выиграл? Только не жанр.
Итак, мэтры перешли на «новоделы», а ученики лучших мастеров НФ той поры — А. и Б. Стругацких — стараются принизить их достижения. Отчасти ради амбиций, отчасти с целью коммерции. Пять лет назад редактор издательства Terra Fantastica Андрей Чертков родил любопытную идею. Мир Стругацких, утверждал Чертков, так детально прописан, что сделался почти реальным уголком Вселенной. И было бы глупо не пустить туда жильцов — в особенности, если у них с воображением плоховато. Молодым писателям-фантастам было предложено соблазнительное начинание: попробовать силы на чужой территории. Так появились «Время учеников» (1996) и «Время учеников-2» (1998). Только что вышел третий сборник.
О двух первых было уже немало сказано. За редким исключением, сюда попали сочинения двух видов: либо графоманские попытки имитации стиля мэтров, либо надрывные попытки с ними полемизировать. В третьей книге — та же тенденция. Авторы клянутся в верности «духу Стругацких», уснащая свои сочинения чужими персонажами и реалиями и пытаясь объяснить неразумным мэтрам, как нужно было «правильно» строить сюжет (Владимир Васильев, рассказ «Перестарки»). Уже знакомое стремление вывернуть наизнанку «миры Стругацких», выявить гадкое нутро некогда положительных героев родило на свет, к примеру, «Посетителя музея» Александра Хакимова (совестливый охотник из «Возвращения» превращен в убийцу-ксенофоба). Присутствует в книге и новый рассказ Андрея Лазарчука, чья авторская манера неизменна: хорошо прописанный абзац — и невнятица на уровне общего замысла. Еще в «Солдатах Вавилона» Лазарчук выдал за роман ком, слепленный из пестрых отрывков. Чтобы читатель мог уловить нечто стройное в импрессионистическом буйстве красок, ему требовалось отойти от полотна на расстояние бесконечности… Все эти недостатки присутствуют и в недавно изданном сборнике Лазарчука «Из темноты». Выстроить связный сюжет для автора задача по-прежнему непосильная. Прокламируя свою принадлежность к «школе Стругацких», он не смог перенять у мэтров главного — умения писать сюжетно, не теряя при этом глубины. Пройти по тонкой грани между заумью и пошлостью ему не дано.
«Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите Брута там и тут». Такие вирши предлагались героями Стругацких в стенгазету НИИЧАВО, но были отвергнуты: мол, не годится, не наши методы, пропаганда телесных наказаний.
Знали бы эти гуманисты, что из-за их дряблости Россия едва не погибла, захлебнувшись в мутной волне преступности. Хулигана Хому Брута не в стенгазете надо было песочить, а из «магнума» в сердце и контрольку в голову. За пьянство в общественных местах, за нерыцарское отношение к Панночке, за хамские высказывания в адрес Вия. И вообще Брут — не русская фамилия…
Олег Дивов, автор романа «Выбраковка», иллюстрирует сегодня еще одну тенденцию творческой переработки принципов отечественной НФ. Он делает вид, что написал антиутопию — типа «451° по Фаренгейту». Но тщетно. При чтении тонкая оболочка антиутопии рвется, и из-под нее скалит зубы утопия. По Дивову, Россию спасут судьбоносные указы: они упростят систему судопроизводства, передав большую часть правоохранительных функций сотрудникам Агентства социальной безопасности — людям, которым будет дозволено стать одновременно и оперативниками, и прокурорами, и палачами. Главный герой романа объясняет, как нужно себя вести. Кавказец высунется дать пенделя. Приезжий «авторитет» поднимет хай — пристрелить на фиг. И все будет хорошо. Понятно, никто не может запретить Дивову такое писать, а издательству — публиковать.
Печально другое: идеи «Выбраковки» пользуются успехом. Для поколения, не знающего ГУЛАГа, диктата спецслужб и удушающего безгласия, тоталитаризм выглядит «бумажным тигром», абстрактной разновидностью наименьшего зла, нормальной платой за безопасность и полную миску.
В одной компании с Дивовым сегодня оказывается и Вячеслав Рыбаков. Уже несколько лет он расплачивается талантом беллетриста за грядущее право «пасти народы» и прописывать горькие лекарства. В новом романе «На чужом пиру» из четырехсот страниц литературе отдана сотня.
Остальная площадь заполнена публицистикой (иногда разбитой на диалоги), а публицистика в свою очередь — поисками врагов. В финале омерзительный стукач клевещет на обаятельного героя в демпрессе, существующей на деньги ЦРУ, а обаятельный герой разоблачает гнусного предателя, который по указке из Лэнгли старается ослабить коллективный мозг нации. Автор романа «Мы» Евгений Замятин исполняет пожелание Рыбакова и переворачивается в гробу.
Есть соблазн увязать тиражирование обоих романов с нынешним ползучим реабилитансом Лубянки: не исключено, что Рыбаков, Дивов и им подобные лишь слегка забежали вперед. Что ж, литература, служащая силовым структурам, сегодня тоже востребована рынком. Хотя преобладает на прилавках еще не она…
Термин «килобайтная проза» пока недостаточно укоренился в среде нынешних писателей-фантастов, однако это вопрос времени. В условиях, когда типографские машины работают без остановки, выигрывает тот, кто умеет выбивать из Музы по килобайту (1024 печатных знака) в час. «Килобайтников» пестуют «АСТ» и «ЭКСМО». Лидерами по праву считаются Сергей Лукьяненко, Ник Перумов и Василий Головачев.
Из всех минотавров серии «Звездный лабиринт» («АСТ») Лукьяненко — наиболее способный, а две самые популярные его книги напоминают качественный коньяк. Пусть не букетом или ароматом, зато обилием звездочек на обложке — и в названии серии, и в названиях романов («Звезды — холодные игрушки», «Звездная тень»). Первый том дилогии о приключениях астронавта Петра Хрумова, которому приходится спасать Землю от внеземлян, написан лихо. Фантаст ставит изящный эксперимент, вписывая грядущие достижения космонавтики в нашу родную действительность конца 90-х. Впрочем, ко второму тому действие выдыхается (это присуще всем «килобайтникам»), и НФ превращается в остросюжетный боевик, разбавленный выпадами в адрес любимца тинейджеров 60 -70-х Владислава Крапивина.
«Валовый» подход издательств превратил в халтурщиков даже честных ремесленников. Свой недавний роман «Алмазный меч, деревянный меч» Николай Даниилович (Ник) Перумов, известный грамотными сиквелами Толкиена, сляпал на скорую руку — из кельтских мифов, картинок древнеримской истории и истории европейского Средневековья, обломков разнообразных американских книг в жанре fantasy, Томаса Мэлори и «Спартака». Гномы, тролли, орки, колдуны, священники, исповедующие культ Спасителя, римские легионеры, маги, циркачи, император со свитой — и все это обильно полито кетчупом.
Однако главный недостаток книг Перумова — не эклектика. Беда в другом. Fantasy — та же сказка: в финале добро обязано победить зло. У Перумова это невозможно в принципе. Моральный релятивизм автора уничтожил грань между добром и злом. Победы никому желать не хочется.
Подобно Перумову, Василий Головачев нетвердо различает «плохих» и «хороших», поскольку торопится накрошить персонажей побольше.
Недавний его роман «Регулюм» не хуже и не лучше остальных. Есть даже мнение, будто его боевики одинаковы, так как все изготовлены из одних материалов: руководства «Основы рукопашного боя» и книги Д. Андреева «Роза Мира». Однако на самом деле сочинения автора делятся на две категории: а) с краденым сюжетом, б) без сюжета вовсе. В романах категории «б» все непрерывно горит и кружится, герои дерутся ногами, а в паузах ведут разговоры о Мироздании. В романах категории «а» стрельбе и дракам придана толика смысла — благодаря заимствованиям у коллег-фантастов.