Бруни с затаенной тревогой всматривалась в осунувшееся лицо, отмечая запавшие щеки, бледность и влажную испарину на лбу, круги под глазами, но ничего говорить не стала. Махнула Виеленне – сестре Ровенны, – и та, без слов понимающая хозяйку, тут же принесла поднос с кружкой дымящегося морса, плошкой меда и тарелкой только что испеченных булок.
– Доброго дня, господин, это вам для затравки! – приветливо улыбнувшись, пояснила служанка. – Сегодня в обеденном меню зеленые щи, куриные колбаски с жареным картофелем или рыбный пирог. Чего желаете?
Старик оживленно потер ладони.
Оставив их разбираться с заказом, Бруни отошла за трактирную стойку и принялась протирать бокалы, поглядывая в сторону посетителя. Григо Турмалин приходил сюда уже несколько лет. Появился однажды на пороге, будто возник из ниоткуда, – высокий, полный сил мужчина с глазами редкого золотисто-карего цвета, и громогласно вопросил:
– А ну-ка, красавица, подскажи мне, чем это пахнет так дивно из окон заведения?
Бруни в тот момент засыпала брусничные листочки в доходящий на маленькой плитке за стойкой морс. Ароматный дымок поднимался от котелка, и сквозняк уносил его в открытые весеннему теплу окна. А со двора доносился глуховатый голос ее мужа Ральфа, чинившего телегу.
Ральф погиб в Крейской войне пять лет назад. Вслед за мужем ушли родители – Хлоя и Эдгар, которым она помогала держать семейное дело. И трактир Матушки Хлои стал трактиром Матушки Бруни, несмотря на то что «матушке» в ту пору только исполнилось девятнадцать лет. Некоторые из слуг нашли другую работу, здраво рассудив, что одинокой девушке в таком возрасте не справиться с заведением. Но она раз за разом отказывалась от выгодных предложений по продаже дела и, стиснув зубы, осваивала нелегкое ремесло трактирщицы до тех пор, пока ее имя не включили в Книгу гильдии наравне с именами родителей, а соседи по улице не стали все как один уважительно величать ее Матушкой.
Тогда Бруни почему-то решила, что Григо – маг: он был начитан и изыскан в речах, имел изящные руки человека, никогда не державшего инструмент, и созданные в ее представлении для того, чтобы делать пассы. Но время шло, а Турмалин старел, как обычные люди, и даже быстрее. Он никогда не жаловался на жизнь, однако Матушка замечала, как с каждым годом ветшает его одежда, тощает кошелек. Да и в прежде ясных глазах появилась какая-то безнадежная муть, затянувшая золото радужек, будто болотная тина. Бруни догадывалась, что Григо во многом отказывает себе, лишь бы приходить в трактир, наблюдать за людьми, неспешно куря трубку, и заказывать любимые блюда. Когда старик с месяц назад не явился в обычное послеобеденное время, она забеспокоилась и отправила на разведку Ровенну. А потом стала ежедневно передавать ему со служанкой обеды за счет заведения, решив, что нельзя лишать единственной радости человека, к которому жизнь явно относится не как к сыну, а как к пасынку.
Дождь утих. Небо кокетливо приоткрыло синие прорехи в серой пелене облаков. Бруни спешно переобулась из туфель в сапоги, прихватила плащ и вышла из трактира, крикнув в кухню:
– Пиппо, я дойду до Розена!
– Зонт захвати! – тут же отозвался тот.
Она упрямо тряхнула каштановыми «матушкиными» локонами и выскочила без зонта.
В воздухе висела влажная морось, а небо вновь затягивало. Следовало поторопиться, чтобы добежать до лавки и обратно.
Хозяина за прилавком не оказалось.
– Он на заднем дворе, – сообщил молодой продавец, колесом выпячивая грудь и играя бицепсами, – вдовушка ему давно нравилась, и он не упускал случая покрасоваться перед ней каждый раз, когда она заходила в лавку.
Бруни только покачала головой и отправилась на задний двор. Они с Ральфом жили мирно и оба любили работу в трактире, однако, какое удовольствие женщины получают от плотских утех, молодая супруга знала лишь понаслышке. Возможно, проживи они подольше вместе, мужу удалось бы разбудить в ней женщину. Но он ушел на войну, а она осталась одна. И желания завести интрижку как-то не возникало. Ей это казалось неприличным, что ли. Пип давно ругал Бруни за вдовье одиночество, но попытки познакомить с сыновьями своих приятелей оставил после того, как она, глядя на него серо-голубыми отцовскими глазами, в принятых у морских бродяг замысловатых выражениях указала на тщетность подобных намерений. Отец Бруни был коком и полжизни ходил под парусами на торговых судах, поэтому девочка с юных лет усвоила, как доходчиво объяснить собеседнику, что он не прав.
Задняя дверь лавки была приоткрыта. Со двора раздавались странные свистящие звуки, сопровождаемые ругательствами.