Золя вновь выдвигает утопическую идею о возможности перестройки современного общества без предварительного изменения социальных условий, порождающих зло. Но и в этом романе, как и в «Труде», мы находим много прекрасных страниц, навеянных стремлением вывести к свету широкие народные массы.
Невежество должно быть побеждено. Знания принадлежат всем, принадлежат народу. Этой мыслью и заканчивается роман Золя.
«Некогда были произнесены ужасные слова: «Блаженны нищие духом», — из-за этого пагубного заблуждения человечество страдало две тысячи лет. Теперь стало очевидно, какой огромный вред веками приносила человечеству сказка, прославлявшая невежество. Нищета, подлость, несправедливость, суеверия, ложь, тирания, порабощение и унижение женщины, физическое и нравственное зло — вот плоды невежества, умышленно насаждаемого правительством и представителями небесной полиции… нет справедливости вне истины, нет счастья вне справедливости».
«Истина» начала печататься в газете «Орор» с августа 1902 года, но писателю не суждено было увидеть свое произведение опубликованным полностью. Не увидела света и «Справедливость» — завершающая часть «Четвероевангелия». Золя успел сделать к этому роману только несколько предварительных замечаний и набросков.
Вот и наступил XX век, который казался Золя рубежом старого и нового. Он встретил его со смешанным чувством сожаления и радости. Позади остались воспоминания о пройденной жизни, о тех, с кем он начинал свою борьбу за правду в литературе, за правду в жизни. Порою ему казалось теперь, что он остался один, совершенно один. И в самом деле, позади столько могильных холмов, под которыми спят близкие ему люди — соратники и друзья. Это они прославили ушедший век — «великий героический XIX век с его непрекращающейся борьбой, с его бесстрашными и мучительными порывами к истине и справедливости». Да, он остался почти один, потому что нет уже ни Гонкуров, ни Флобера, ни Мопассана, ни Доде, ни Тургенева. Умерли Ренан, Тэн, Эд. Мане, Жюль Валлес, оборвалась недавно жизнь Поля Алексиса… Жив еще старина Сезанн, но он так и не встретился с ним, когда несколько лет назад вновь посетил Экс… Видно, оба они виноваты в этой затянувшейся размолвке. У него и сейчас много друзей — компания дрейфусаров, старый друг Шарпантье, родственники Александрины… Он устал от их почтительного отношения к себе и с удовольствием вспоминает ссоры с теми, кто сделал его тем, чем он стал для себя и других.
После изгнания у Золя прибавилось дел. Имя его популярно не только в Европе. К нему течет бесконечный поток писем — из Англии, России, Италии, Америки… В нем стали видеть не только писателя, но и мудреца, мыслителя. К нему обращаются с самыми неожиданными вопросами: что он думает о разводах, о воспитании, о только что опубликованных первенцах молодых поэтов и романистов? Особенно много писем, связанных с делом Дрейфуса. Вот и сейчас он только что получил весточку от Визетелли: не напишет ли он что-либо для англичан? Гонорар предлагается баснословный. Нет, он ничего не напишет: «Я твердо решил ничего не печатать о Дрейфусе за границей… Во-вторых, я не беру денег за те мои статьи о деле, которые печатаются во Франции, а уж тем более не приму гонорар от иностранного журнала».
А письма идут и идут. Россия запрашивает его статью «В защиту евреев». Она будет помещена в сборнике, гонорар от которого пойдет целиком в помощь голодающему еврейскому населению. Недавно пришло письмо от молодого литератора Мориса Ле Блона. Тот советуется с ним о школе для талантливых молодых людей. Золя еще не знает и не узнает никогда, что это будущий муж Денизы, его зять. Морису 23 года, и в представлении Золя это «смена» — «двадцатый век», которому надлежит так много сделать. Может быть, поэтому ответ обстоятелен, хотя и не на тему: «Молодежь буквально восстала ото сна; она отказывается пребывать дольше в башне из слоновой кости, где ее старшие представители так долго томятся от скуки» («Да простят мне Флобер и другие», — думает в это время Золя).
А письма идут и идут — в Париж, в Медан… Он чуть не ввязывается в новое «дело», когда поэта Лорана Тайланда незаконно осуждают за статью, направленную против Николая II. Золя соглашается председательствовать на митинге в его защиту и думает в это время о России. Это «великая страна, — скажет он в письме русскому корреспонденту в Париже Семенову, — которая только и жаждет знаний и освобождения. Ну что ж… Надо твердо надеяться: свобода приближается».